Тихий пруд

Начало романа весьма напоминает «Загадку Эндхауза» (или сцены из Конан Дойла — лондонское утро, чтение почты за завтраком и дедуктивные размышления о появившемся клиенте. Но по мере развития событий уже к середине романа понимаешь, что читаешь вовсе не Конан Доила и не раннюю Кристи, а произведение в духе «Немезиды» (см, том 19 наст, собр. соч.) о затхлости чувств и превращения idee fixe в преступную манию.

«Тихий пруд» — роман исключительно женский, о чем нас и предупреждают в бытово-философской реплике «У нас тут прямо дамское царство. В общем, обычная история — женщины нянчат нас в детстве, а потом опекают в старости».

Действительно, мужские образы даже второстепенными не назовешь: верный, но игривый любовник, обезличенный донжуан и маловыразительные полицейские, чья роль, кажется, сводится лишь к тому, чтобы поражаться новым подвигам мисс Силвер. Понятно становится, что в данном сюжете мужчина даже не может быть убийцей.

Второе, что бросается в глаза — противопоставление успехов и неудач, а скорее, какой-то инертности, неспособности к активной жизни; получается, что вокруг мисс Форд собраны только такие люди, и характер смертей, в сущности, не приведших к желаемому результату, соответствует общей атмосфере несостоятельности. Домочадцы заняты исключительно своими мелкими склоками, других чувств за ними не наблюдается. Все здесь как бы само собой давно отказались от семейной фамилии, красивой и аристократической, но ко многому обязывающей, променяв ее на более куцый, но удачливый вариант.

Когда в конце романа мисс Форд объявляет о своем желании покинуть дом, становится понятно, что происходит символический отказ от старого образа жизни.

Занятно отметить фразу, вложенную в уста Герти Мейсон:

«Если уж кто пошел убивать, он сам никогда не остановится», что соответствует высказываниям многих героев романов Кристи, но в гораздо менее аристократическом варианте.

Роман вышел в Англии в 1954 году.

Перевод под редакцией Е.Чевкиной выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

А. Астапенков

Почту мисс Силвер всегда просматривала за завтраком.

С младых ногтей она усвоила житейскую мудрость, что делу время, а потехе час, а потому любое обращение к ней за помощью, личной или профессиональной, по почте или по телефону, неизменно имело приоритет перед потехой, сиречь чтением утренних газет. Таковых мисс Силвер получала две: одна была из тех отстраненных и надменных, в которых даже самые ужасные и потрясающие мир события представляются далекими и не имеющими особого отношения к повседневной жизни, другая же, судя по броским заголовкам, предпочитала живописать политические скандалы наряду с такими всегда актуальными и волнующими темами, как очередная свадьба, убийство или развод.

Мисс Силвер взяла письма и начала их разбирать. Одно было от ее племянницы Этель Бэркетт, жены управляющего банком в одном из центральных графств — этот конверт мисс Силвер вскрыла тут же. Когда Этель писала в последний раз, Роджер, младший из ее троих сыновей, был не совсем здоров, но, слава богу, оказалось, он уже поправился и даже вернулся в школу. Затем следовали и другие семейные новости:

Я думаю, вас обрадует, что Дороти благополучно произвела на свет двойняшек — мальчика и девочку, оба прелестные, так что и Дороти, и Джим в полном восторге. Ну не здорово ли — десять лет у них не было детей и они прямо извелись оба, а потом — сперва мальчик, потом — девочка, а теперь — оба сразу. Лично я считаю, что на этом можно бы и остановиться!

Джим был родной брат Этель Бэркетт, а мисс Силвер, соответственно, приходился племянником, и такого рода известие переварить было непросто. Две вязаные кофточки и три пары пинеток уже были отправлены Дороти Силвер, но теперь выясняется, что всего этого требуется в двойном количестве. Мисс Силвер с облегчением вспомнила, что на пинетки шерсти у нее вполне хватит, а вчера она как раз приметила в универмаге Месситера очень симпатичную голубую пряжу — в самый раз на детские кофточки.

Отложив письмо Этель, чтобы дочитать на досуге, мисс Силвер взялась за послание от другой своей племянницы — Глэдис Робинсон. В нем, надо полагать, очередная порция жалоб на все и вся и более чем прозрачные намеки на то, что приглашение в гости к «дорогой тетушке» отчасти бы скрасило эту беспросветную участь. Сердце у мисс Силвер было доброе, но судьба Глэдис жалости у нее не вызывала. В самом деле, мужа девочка сама себе выбрала, человек он достойный, хоть и зануда — так ведь он и был таким с самого начала. Ну, с деньгами у него не слишком хорошо — а у кого, спрашивается, с ними хорошо, в наше-то время? Между прочим, Глэдис-то и замуж вышла, только чтобы на работу больше не ходить, — и вот теперь скулит, дескать, ей целыми днями надо то подметать, то пыль вытирать, то стряпать. Причем все это получается у нее из рук вон плохо; мисс Силвер искренне сочувствовала бедняге Эндрю Робинсону. Глянув на неряшливые каракули, она поняла, что предположения ее совершенно верны, и отложила письмо в сторону, взяв конверт со штемпелем Ледбери. Она неплохо знала графство Ледшир, да и друзей там было немало, но этот крупный, четкий почерк был ей незнаком, да и бумага — плотная и явно дорогая — невольно привлекала внимание. Развернув сложенный вдвое листок, она прочла:

Миссис Смит приветствует мисс Мод Силвер и была бы счастлива договориться о встрече с ней завтра, в четверг, между 10 часами утра и полуднем. Она будет в Лондоне и позвонит из гостиницы, чтобы договориться о встрече и уточнить время.

Мисс Силвер с интересом разглядывала листок почтовой бумаги: обрезан на два дюйма — видимо, чтобы скрыть отпечатанный на нем адрес; почерк торопливый, да еще и две помарки. Пожалуй, это было бы даже занятно — встретиться с этой миссис Смит и выяснить, что ей нужно.

Но пока что с лихвой хватало времени не только закончить завтрак, но и спокойно дочитать письмо Этель — такое теплое, наполненное милыми подробностями счастливой семейной жизни, — а потом, нахмурившись, мисс Силвер взялась за то, что прислала Глэдис Робинсон: от прежних ее посланий оно отличалось только тем, что в сем последнем она прямым текстом просит денег:

Эндрю буквально шагу мне ступить не дает, стоит мне хоть чуточку взять из хозяйственных денег, он прямо свирепеет! По-моему, он даже не в состоянии понять, что мне нужно одеваться! И вечно недоволен, если я разговариваю с кем-то кроме него! Так что если можно, дорогая тетушка…

Мисс Силвер собрала письма и газеты и направилась в гостиную. Даже покидая свою скромную квартирку совсем ненадолго, она возвращалась сюда неизменно переполненная благодарностью тому, что она называла Провидением, за обретенный наконец уютный и удобный уголок. Двадцать лет кряду она не могла рассчитывать ни на что, кроме должности гувернантки в чужих домах, а потом — выхода на пенсию, более чем скромную. И тут внезапно перед ней открылись совершенно иные перспективы. Руководствуясь строгими жизненными принципами, любовью к справедливости и даром читать в людских сердцах, она начала карьеру частного детектива. О ней знали даже в Скотленд-Ярде — ее очень ценил сам старший полицейский инспектор Лэм. А то, что он иной раз мог и вспылить, ничуть не мешало их давней и сердечной дружбе. Инспектор Фрэнк Эбботт как-то в порыве непочтительности заявил, что его уважаемый шеф подозревает «Моди в чем-то опасно напоминающем колдовство», — инспектор, впрочем, славился своим витиеватым слогом.