Тихий шепот любви

Роа Виктория Алекандровна

— Договорились, — я достала несколько крупных купюр. — но если я окажусь права, то я вернусь сюда, сломаю тебе нос и рухнет твой авторитет, папочка.

Мы ударили по рукам, и как только деньги оказались в его руках, то весь боевой настрой Отто испарился, как и желание, чтобы Ника возвращалась к нему. Я знала, что он любит пускать пустые слова, за которыми ничего не стоит, и это дело с продажей женщин скоро просто выйдет ему боком, но только сейчас его карман греет хозяину душу.

Глава 2

Я хотела бы чувствовать к ней нечто больше чем жалость, но только при одном взгляде на Нику, мне казалось, что она само воплощение вселенского унижение, грязи, слез. Мне хотелось

бы сжать ее тело в своих руках, и просто водить ладонями по этой нежной коже, но как это возможно? Я, наверное, сошла с ума, если хочу видеть ее другой. Быть свободным и любить — табу нашего современного общества. У меня просто нет возможности обнимать другую женщину, как это делают мужчины за роскошную талию, и прикасаться губами по шее, чтобы ветер обдувал мокрую полоску слюны. Это только мечта. Это только одержимость. Жизнь летит, хочется любить того, при ком дрожит сердце, но пока нужно быть сильным, пока нужно все взять в свои руки, пока нужно терпеть.

Отто отвел меня в одну из спален для клиентов. Пошарпанные стены, обклеенные старыми газетами, уже пожелтели со временем, и этого нескончаемого дождя. Подтеки, что стекали по хилым стенам, оставляли грязный след, а с ней и сырость, что чувствовалась сразу, как только переступаешь порог комнаты, где скрипят половицы. Кое где на стенах выступила плесень, что в сочетании с кислым запахом спермы создавала удушающую зловонию. Посреди комнаты вплотную к стене стоит широкая кровать. На всякий случай, я посмотрела под нее, чтобы исключить вероятность обнаружить мертвое тело, или что-нибудь более гадкое. Персиковые постели все в разводах от женских выделений, и в некоторых уголках одеяла, ткань остается влажной. Скорее всего, просто впитывать все это уже невозможно. Приподняв одеяло, я посмотрела простыни, в надежде не обнаружить тараканов, клопов и прочей живности. Чисто. Старая тумбочка с высокой лампой. Если включить ночник, то можно увидеть рисунок паутины и нескольких пауков. Вот и живность. На второй тумбочке стоит патефон, а под ним несколько пластинок.

Мне нужно наладить зрительный контакт с Никой, чтобы, когда я поведу ее домой, она была мне покорной. Забавно, но я совершенно не желаю ей зла, как этой тупица Отто. Мне не нужно знать, что она меня обожает, как женщину, да и зачем внушать ей чувство страха? Это будет глупо, ибо в конце концов, я хочу пусть пыль в глаза только этому ненормальному, а девочке спасти жизнь. Эти издевательства, каким подвергают ее военные, может хватит ненадолго, и в итоге, их животная натура будет требовать все больше и больше выходя за рамки нормального, что в любом случае приведет к смерти молодой прелестницы. Я не хочу для нее такого. Я не хочу для нее такой судьбы.

Я аккуратно села на край кровати, и перекинув ногу на ногу, ожидала ее прихода. Фантазия рисовала мне картину какого-нибудь средневекового сценария, когда отцы силком выдавали своих дочерей за выгодных мужчин, за выгодные партии. Отто крепко сжимал плечи Ники. Грубо толкнув девочку в комнату, он захлопнул за собой дверь. Опираясь локтем о колено, я склонила голову на бок, и просто рассматривала ее тело, как вырезку на рынке самого свежего мяса. Одетая в какие-то лохмотья, она поджала под себя ноги, и начала потирать свезенные локти. Вдруг, она подняла на меня свои великолепные глаза. Я подумала, что гладить ее по волосам в моменты глубоких проникновений — удовольствие на грани мазохизма. Жалость в одном флаконе с похотью, и чем ниже ты будешь скользить ладонью по телу, тем сильнее будет чувствоваться жар. Это было уже интересным.

— Разденься, и сядь передо мной на колени. — произнесла я доставая из кармана жилетки сигарету.

Ника медленно поднялась с пола и замерла. В этом щенячьем взгляде была просьба о спасении, но сейчас, я не должна так резко выдергивать ее из естественной среды, где она провела так много времени. Это будем ошибка моей добродетели. Девочка медленно начала задирать не себе ткань

потускневшего, бесформенного платья, оголяя покрасневшие колени, бедра с рубцами, мягкий, немного дрожащий при движении живот, и вот наконец, когда ткань задралась на груди, то заставила две мясистые дыни шлепнуться о тело. Ссадины на этой безупречной фигуре, следы укусов и страстных засосов на ореолах заставили меня фантазировать о сюжете их появления. Ника словно проверяла меня на терпение, ибо после раздевания, она просто прижала ткань к телу, что закрывало мне обзор. Я посмотрела на нее, и выдохнула дым. Я спокойна, ибо для нее я нечто вроде нового надзирателя, а не клиента. Она встала передо мной на колени, и опустила голову, что не давало мне видеть ее глаза.

— Посмотри на меня. — прохрипела свои спокойным голосом я.

Ника коснулась своими ладонями собственные колени, и подняла голову. Кудрявые волосы рассыпались по плечам, и я выдохнула колечко дыма ей в лицо. Она зажмурилась, и вдохнув дыма, начала кашлять. Девочка хотела было согнуться, чтобы прокашляться, но я аккуратно уперлась носиком сапог ей в щеку, чем заставила замереть, а спустя секунду шатнуться назад, и сесть на ягодицы. Она плотно сжимала ножки, чем не давала видеть ее ниже пояса. Мне нравилось то, что Ника еще пытается трепыхаться за себя. Потенциал остается жить, а значит, все еще не потеряно. Она молодец.

— Ты не можешь мне возразить, и в этом твое очарование, милая. — я выдохнула в сторону дым. — говорить со мной — запрет для тебя, ибо ты должна отработать это. — вынув из рукава свернутые три купюры в трубочку, я просунула их ей за ухо, и аккуратно прикрыла мягкими волосами ее покрасневшую щеку. — но только долго ли ты сможешь так существовать?

Она молчала. Я видела, как дрожит ее голое тело, да и понимала, как сквозняк заставляет мурашки блуждать по ее нежной коже. Сжавшись вся от холода, и этого давления, она снова опустила голову и ее кудряшки, словно кулисы закрывали личико покрасневшее личико. Капли крупных слез падали на тусклый ковер оставляя свои мокрые следы. Всхлипы, вздохи, начинающаяся истерика. Кажется, с этим пора заканчивать.

— Тебе не нравится такое обращение, — я как можно аккуратнее провела носиком сапог по ее щеке, — тебе не нравится, что я сравниваю тебя с грязью, и тебе обидно, но ты не можешь ничего мне возразить. — нежно задрав ее подбородок ногой, я увидела зареванные глаза. — ты просто не понимаешь, что я твой проводник в этом жестоком мире, твой маяк, твоя опора, что подставит плечо.

Сжав колени вместе, я плавно развела их в сторону, и нежно скользя ладонью по шее, и доходя до бедра, и пальцем подозвала свою Нику ближе. Девушка встала на четвереньки, и, словно дикая, но робкая кошка, подползла ко мне, положив свои раскрытые ладони на внутренние стороны бедер. Слезы не прекращали капать с ее длинных ресниц, и я ненавидела себя за то, что позволила ей плакать. Натура Ники — воин, что еще не оперился, что еще не смог освободиться от сдавливающего панциря. Я знаю это, ибо сама была такой же, как оно. Сама была такой, но моя хозяйка смогла вовремя дать мне совершить свой первый полет, и я сделала шаг в бездну распрямив крылья, ибо тогда открывается жизнь, где тропы воздуха просто не знаю границ. Что я знаю о Нике? Ничего, кроме того, что здесь она ходовой товар.

Я прикоснулась своей холодной ладонью ее горящей огнем щеке, губам. Превосходная кожа. Бархат в моих руках. Шлепнув нежно ее личико, я услышала нотки робкого стона. Я резко схватила ее за скулы, и она застонала в полный голос, но уже от боли. Посмотрев в ее покрасневшие глаза, я прижалась лбом к ее лбу, и прошептала….

— А самое отвратительное для тебя то, что я купила тебя. — мои ладони лихорадочно гладили ее щеки. — тебе лучше научиться меня понимать без слов. — грубо толкнув ее, я встала с кровати, и перешагнув Нику, направилась к выходу. — одевайся, ненавижу ждать. — кремень дал огонь для очередной сигареты. — не заставляй меня ждать.