Тихий ветер
Шрифт:
Оказавшись на своём этаже, я нерешительно замерла. Не хотела торопиться, приближая время, когда в последний раз пройду по лестничной площадке, достану ключ-карту из сумочки и проведу ею по электронному замку. Завтра, в это же время, я буду далеко от родного дома.
– Кайзер просчитал и это. Не могу поверить до сих пор!
– Как я и предполагал. Впервые сожалею, что оказался прав…
Мужские голоса смолкли, как только я переступила порог. Я поставила сумку на тумбочку рядом с двумя офицерскими фуражками. Отец и брат ещё дома.
По
Ресницы и брови привычно пребывали без косметики, на которую всегда не хватало времени и желания. Повезло, что природа сделала их тёмными, иначе черты лица непременно смазывались бы из-за светлой кожи. Единственное, что я использовала почти всегда, – губная помада. Я любила насыщенные и сочные оттенки и никогда не экономила на качестве. Важно, чтобы цвет на губах стойко держался до момента, когда я сама решу его стереть. Но с этой привычкой тоже придётся расстаться. Я поджала губы и встретилась с собственным взглядом в зеркале.
Поверх свободной футболки висел аромакулон на тонкой цепочке с овальными звеньями из белого золота – круглый, с замысловатыми узорами и завинчивающейся крышечкой. Внутри – жасминовое масло. Мой любимый аромат с шестнадцати лет.
Это мамин подарок на последний день рождения, когда она ещё была рядом. Я не снимала его уже шестой год. Окружающие принимали его аромат за парфюм, и лишь немногие знали, что он исходил из моего украшения.
На войну я точно отправлюсь с ним! Я решительно сжала кулончик. Не могу избавиться и от него тоже.
Прошла вглубь квартиры, привычно оглядывая высокие потолки и арочные переходы. Простоит ли квартира до конца? Не заденут ли её бомбы комитаджских стравщиков?..
– Где ты была, Вивьен?
Голос отца разрушил печальные раздумья. Оглянувшись, я встретилась с холодными синими глазами под густыми и всегда нахмуренными бровями, которые уже тронула седина. Говорят, мои глаза такие же синие.
– В комендатуре, – ответила я и поставила стаканчик с недопитым кофе на кухонный стол.
Рядом с отцом сидел мой старший брат. Многие утверждают, что я очень похожа на него. Внешне. Светлые волнистые волосы, тёмные брови и ресницы, открытый взгляд синих глаз и выразительные губы. Только у него была родинка, которая расположилась над левой бровью.
Я заметила, как плечи брата чуть расправились, будто ему действительно понравился ответ.
– Зачем ты ходила туда? – вновь заговорил отец.
Я подошла к столу, за которым они сидели, и, отодвинув тяжёлый дубовый стул, села напротив.
Когда в следующий раз я буду обедать за этим столом? И будут ли здесь со мной эти двое мужчин – вся моя семья?
– Моя интернатура переносится на фронт, папа. Возможно, там мы будем видеться чаще.
– Ты сделала это добровольно? – нахмурил брови отец.
– А разве дочь офицера Великославии может поступить иначе? – вторила ему я.
– Ты отправляешься на войну как врач? – уточнил брат, поймав мой взгляд.
Его синие глаза были точной копией маминых. Но сам он – дубликат отца. Во всех остальных смыслах.
– Думаю, так я буду полезней всего, – уклончиво ответила я.
– Переводчики нам тоже нужны, – подметил он без улыбки. – Особенно с такими знаниями, как у тебя.
– Ты полагаешь, что пора сказать всем об истинном происхождении мамы? – Мой сарказм был очевиден.
– Тш-ш-ш! – резко зашипел отец. – Это должно быть забыто и вами, и мною!
– Вот поэтому я и отправляюсь на войну как врач, а не как переводчик, – устало подытожила я.
Повисло молчание. Только часы на комоде выстукивали бесценные мгновения уходящего времени.
– Осталось последнее дело. – Отец поднялся.
Я наблюдала, как он полез во внутренний нагрудный карман офицерского мундира и достал стопку конвертов. Ветхие и потёртые, они выдавали тот факт, что их часто держали в руках.
Отец положил их на стол прямо передо мной.
– Письма бабушки… – выдохнула я и ощутила, как предчувствие необратимой и болезненной потери кольнуло в сердце.
– Я был уверен, что ты избавилась от них, когда я попросил, – строгий выговор сквозил в тоне отца.
– Это всё, что у меня осталось от неё! – с горечью прошептала я.
Мои пальцы неосознанно потянулись к драгоценным листочкам, которых когда-то касалась рука любимой бабушки. Она ненавидела современные технологии. Даже когда мы гостили в её доме, она писала мне записки и просовывала под дверь. Её красивый почерк замелькал воспоминаниями, слух пока ещё безупречно воспроизводил её голос и смех…
– И это всё может погубить нас! – прогремел отец и яростно выхватил стопку из-под моих пальцев.
Только сейчас я увидела железное ведёрко, которое почему-то стояло рядом со столом. Отец швырнул в него письма и чиркнул спичкой. Через мгновение в комнате уже пылало пламя, превращая в пепел моё сокровище.
– Никто не должен знать, что у тебя была такая бабка! Ты слышишь, дочь? Эти строки могут казаться нежными лишь на первый взгляд, но недоброжелатель, жаждущий расправы, может прочитать в них свой смысл. И тогда дороги назад уже не будет. Для всех нас.
Я смотрела на огонь и почувствовала, как слезинка скатилась по щеке, оставляя мокрый след.
– Прощай, бабуля! – прошептала я.
Пламя стало меркнуть, и я резко поднялась. Глаза скользнули сначала по отцу, потом по брату. Как всегда, хмурые. Кажется, что они не умеют улыбаться и готовы на любые жертвы ради своей страны. Борцы, воины, солдаты… Но увы, не брат и не отец.
– Обратная дорога – это миф, папа. Его придумали те, кто пытается успокоить себя шансом на отступление. Есть только одна дорога – наша судьба.