Тихоня для Туза
Шрифт:
– Тогда держи. Или сама не справишься?
– Если хочешь снимать, то сам и надевай тогда. – И руки вверх подняла, не понимая, что грудь еще больше демонстрирует. И снова заставляет кровь отлить от головы, устремиться туда, куда совсем сейчас не надо бы!
– Ок. Давай, посмотрим, что из этого выйдет…
Как назло, сетка запуталась в волосах, наделась на нее не сразу. Стефания долго покорно ждала, пока я справлюсь… Потом психанула и надела ее сама.
– Будешь должен.
– Вот как? Ты
– Нет. Такая услуга не обсуждалась. Делаю в долг.
– Если ты глянешь в зеркало, то поймешь, что это я с тебя должен что-то взять. За муки при просмотре…
Ну, только дурак мог додуматься, что красивую женщину стоит уродовать лишним тряпьем. Зачем эти нитки, перья, какие-то перевязочки? Не прячут ничего, не делают ее менее голой.
– Тебе нужен психиатр!
Зато мы разрядили обстановку. Какой стояк выдержит, если его хозяина искренне зовут дураком? Правильно, только у дурака и выдержит. А я себя дураком не считаю.
– Само собой. Нормальный человек с тобою разве связался бы? Ни за что.
– Ты маньяк, все-таки? Да?
– А ты рада, что наконец-то нашла того, кого искала?
Слова, конечно, дело хорошее… Особенно, когда скучаешь… Но когда в твоих руках стоит молодое красивое тело и снова рыпается, в попытке ударить ногой… Можно и взаправду стать маньяком – тем самым, озабоченным.
– Ты постоянно ищешь повод, чтобы меня унизить и оскорбить! Кому такое понравится?
– Господи. Тебе эта тряпка не по размеру, не по фасону, не по стилю. Не знаю, как это правильно.
Подбородочек немного опустился, стал не таким воинственным. Бровки чуточку разошлись от переносицы.
– В общем, ты выглядишь по принципу: обнять и плакать. Как будто нацепила последнее, что было в доме, и теперь из него вываливаешься.
– Очень хорошо. Значит, можно не снимать.
– Прямо домой отправишься в этом? – Представил себе Стефанию, идущую по улице в таком прикиде… Звездец. День жестянщика обеспечен всему кварталу, а еще куча свернутых шей и подбитых глаз…
– Ну, раз так я не привлеку ничье внимание… Лучше, конечно, в этом, а не в слишком ярком красном платье…
Говорит своим ртом одно, а глазами – совсем другое. Почему-то смотрит на мои губы, а свои облизывает… Кажется, даже не понимает, как это выглядит. Как будто ей тоже очень хочется… чего-то.
– Конечно, не привлечешь. Если успеешь сдаться санитарам до того, как тебя менты примут.
– Ну, тогда я лучше сразу выйду, хорошо? Прямо сейчас? Выпустишь? – И снова облизывается, и смотрит с прищуром из-под тяжелых век.
– Да. Выпущу. Только утрясем с тобой пару моментов…
Губы у нее – реально сухие. Даже трещинки видны – до того пухлые, красные, что кожа не выдерживает этой полноты. Но вкусные до ужаса. Можно облизывать их бесконечно.
– Ммм… Что ты делаешь? – Затрясла головой, типа пытаясь вывернуться. А телом льнет, все плотнее и плотнее, и руками по бокам обхватывает, держится… Пальцы вверх по спине поползли, приятно так, что дух захватывает, в горле сохнет от потребности продолжить. – Отпусти! Об этом не было речи!
– Не надоело падать за вечер? – Оторвался от губ, неподатливых, плохо слушающих хозяйку, прихватил кусочек кожи на шее. Слизнул капельку испарины. – Отпущу – снова брякнешься. Оно мне надо, с пола тебя подбирать?
– Могу поваляться. Подбирать не обязательно. – А сама встает на цыпочки, тянется навстречу, подставляет мне плечи.
– В моем доме падшие женщины ни к чему. Нужны лежащие в правильных местах…
Надоело топтаться на одном месте и держать ее, чтобы реально не свалилась. Руки чешутся, чтобы как следует облапать ее всю.
– Я тут поваляюсь, а потом уйду, куда надо.
И трется всем телом. Говорит одно, а делает – все прямо наоборот.
– Тебе упрямство не жмет? Жить не мешает?
Задрал ей сетку повыше, чтобы не стесняла движений, обхватил за бедра и поднял. Потащил в спальню. В гостиной диваны удобные, мягкие… Но кровать надежнее – точно не свалимся и не поломаем.
– У тебя в штанах что-то жмет. Так сильно, что на мозги давит.
– Ща снимем штаны, и станет все нормально.
Почему-то идея со штанами заставила ее замолкнуть. Наступившая тишина показалась даже странной немного. За несколько часов уже успел привыкнуть, что Стефания не замолкает, ни на секунду. И – вот.
– Не надо снимать штаны. Мне так больше нравится.
Ах, вот оно что. Это она всю дорогу до спальни думала над рацпредложением.
– Ты должна увидеть мои боксеры. Просто обязана. Кто еще заценит их стиль и изящество?
Белые простыни. Девушка, на них лежащая. Волосы разметались по подушке, когда она падала. Губы яркие, искусанные, припухшие. Шальные глаза – такие, какие надо. Самый вкус и смак.
Лишнее в этом натюрморте – безвкусная черная сетка, которая только все портит и мешает.
– Давай так: я снимаю брюки, а ты – свой шикарный вечерний наряд.
– Будем мериться трусами? Ты этого хочешь? Поверь, я тебя сделаю на раз!
Это она зря, конечно, предложила. Очень зря.
– Стеф, из тебя хреновая куртизанка выходит, честно.
Обиделась. Поднялась, уселась, колени к себе подгребла. Все настроение сбила, и мне, и себе.
– Отчего это?
– Ну, я уже себе представил, как мы сидим голые, с блокнотами, и ставим оценки оценки по разным пунктам. Где страсть, где огонь, где вот это вот все, скажи?