Тихоня
Шрифт:
Во мне закипает гнев, но я подавляю его, когда вхожу в спальню. Не позволю своим мыслям о нем омрачить этот визит. Когда вхожу, медсестра бросает на меня взгляд и кивает, после чего идет к двери в другом конце комнаты, чтобы оставить нас наедине.
Не успеваю подойти к постели матери, как она заговаривает.
— Эндрю Брайан Маршалл, тебе лучше остановиться и объяснить, почему ты так долго не навещал меня. Знаю, учеба и футбол важны, но сама я не могу к тебе приехать. Может, я и больна, но я все еще твоя мать, или ты забыл об этом?
От резкости ее слов мне трудно испытывать что-то, кроме вины
— Прости, мам. Не хотел заставлять тебя ждать так долго. Просто в университете все идет наперекосяк. Я не забыл про тебя. Как я мог так поступить?
Одариваю ее искренней улыбкой, которую приберегаю только для нее. Как всегда, без лишних слов, она кивает, словно прощая меня, и просто продолжает дальше.
— Что ты изучаешь в этом году? Кроме девушек и вечеринок?
Я фыркаю и ослабляю хватку, чтобы не мешать капельнице на тыльной стороне ее руки.
— Все не так. В этом году я президент Милл.
Ее брови взлетают вверх, и она одаривает меня слабой улыбкой. Ее темно-каштановые волосы с проседью, мягкими волнами рассыпаются по подушкам, когда она переворачивается на бок. По крайней мере, теперь они отросли. Это признак того, что мы движемся в правильном направлении.
— Ох, только не говори, что они все еще устраивают эту жуткую охоту в лесу? Я никогда по-настоящему не понимала, в чем ее привлекательность.
Мое лицо вспыхивает, и я на минуту опускаю взгляд на свои ноги. Неа. Не буду говорить с ней об этом дерьме. Я люблю свою маму, но должен где-то провести черту, не собираюсь вступать в разговор о своих поганых девиантных фантазиях.
— О, насчет этого я не уверен. А что насчет тебя? Как тебе новые лекарства? Кажется, они помогают?
Ее глаза на секунду закрываются, и я осматриваю оборудование по другую сторону от нее. Это полный медицинский набор, подаренный ей моим любящим отцом. Меня тошнит каждый раз, когда вижу все это. Он соорудил для нее идеальную клетку без выхода. Ему наплевать, поправится ли она. На самом деле, в его интересах, чтобы этого не произошло, потому что тогда он сможет продолжать общаться со своими секретаршами и любовницами без каких-либо препятствий с ее стороны. Это отвратительно, и я ненавижу то, что это ее жизнь.
Тяжесть всего этого лежит на моих плечах, и, если бы у меня были средства заставить отца исчезнуть и положить этому конец, я бы это сделал, но у меня их нет. Он слишком могущественен, и я не могу сделать ни единого шага, пока у меня не будет более весомого рычага воздействия на него. Наклонившись, кладу голову на кровать рядом с ее рукой. На карту поставлено слишком много, но помочь маме поправиться — это самое важное. Она заболела много лет назад, еще до того, как я поступил в университет, и что бы мы ни делали, что бы ни говорил отец, ей, похоже, не становится лучше.
Я много раз обращался к врачам и всегда получал один и тот же ответ. Это какая-то агрессивная форма рака, но, несмотря на все методы лечения и экспериментальные препараты, изменений нет. Отец отказывается разрешать мне посещать какие-либо встречи, не отвечает ни на какие вопросы и избивает меня. Даже Ли не смог найти ответы на мои вопросы, а он чертовски хорош во взломе систем. Начинаю думать, что
Я быстро понял, что, задавая вопросы, ни к чему не приду. Поворачиваясь, смотрю в ее глубокие карие глаза, и когда она улыбается, ухмыляюсь ей в ответ. Другой рукой она проводит пальцами по моим растрепанным волосам. Ветер от мотоцикла высушил их, и теперь они в беспорядке. Не то чтобы меня это волновало.
— Расскажи мне о себе. У тебя уже есть девушка?
Я вздрагиваю от вопроса, но успокаиваюсь.
— Нет, мам. У меня нет девушки. У меня нет времени на свидания из-за Милл, футбола и учебы.
Она издает хмыканье, которое звучит так, будто она отчитывает меня за мое дерьмо. Отлично. Я проглочу наживку.
— Есть одна девушка, которая, как мне кажется, меня интересует.
Я не рассказываю, чем она меня заинтересовала, потому что этот аспект не имеет особого значения. Простое упоминание об интересе — это все, что нужно моей матери, чтобы засиять. В душе она всегда была романтиком. Это заставляет задуматься, как она вообще оказалась рядом с таким мужчиной, как мой отец. Мыльный пузырь радости этого момента мгновенно лопается, когда дверь со скрипом открывается и входит отец. Наверное, я не осознал, что уже так поздно. Был уверен, что у нас будет больше времени побыть вместе, прежде чем он вернется домой. Его пальцы ослабляют галстук, и я наблюдаю, как свет на мамином лице тускнеет. Она продолжает ему улыбаться. Гребаная улыбка, которую этот ублюдок не заслуживает.
— Эндрю, мы не ждали тебя сегодня. — В его тоне любопытство, словно он ждет от меня объяснений, почему я здесь. Очевидно, чтобы увидеть свою мать, идиот.
Встаю и нежно похлопываю маму по руке.
— Я решил заскочить в последнюю минуту.
Отец пересекает комнату и крепко сжимает мое плечо.
— В следующий раз, пожалуйста, предупреди нас, чтобы мы подготовились к твоему визиту.
Ни хрена подобного, придурок.
Наклоняюсь и чмокаю маму в щеку.
— Увидимся позже, мам. Отдохни немного.
Она поднимает голову и качает ею.
— Нет, не уходи пока. Ты только что пришел. Нам нужно столько всего обсудить.
Вместо того, чтобы заговорить, проглатываю ком в горле, еще раз улыбаюсь ей и направляюсь к двери. Отец молчит, пока я ухожу. Мудак. Останавливаюсь по другую сторону приоткрытой двери и какое-то время наблюдаю за ними. Я бы никогда не позволил отцу причинил боль моей матери, особенно когда он причиняет такую боль мне.
Отец наклоняется и нежно целует ее в лоб. Она обхватывает ладонями его щеку и шепчет:
— Леон, ты тоже не навещаешь меня.
— Прости, дорогая. В офисе царит суматоха, и у нас появилось еще несколько клиентов. — Его мягкий тон нежен, но пуст и бессодержателен. Она волнует его не больше, чем модные часы или дизайнерские костюмы. Особенно когда он угрожает мне лишить ее обезболивающих или медсестер.
Я смотрю на клоунскую маску моего отца, на то, как он играет в любящего мужа, и от этого сводит живот. Ему наплевать на нее и на меня. Могу лишь надеяться, что настанет день, когда правда о том, какой он человек, и обо всем, что он сделал, всплывет наружу.