Тихоня

Бэк Дж. Л.

Поправляю лямки рюкзака и торопливо иду к своей машине. Страх заставляет нас совершать безумные поступки, и, поскольку мои мысли заняты этим качком и его безумными выходками, не замечаю человека, идущего навстречу, и сталкиваюсь с ним плечами. Мне требуется секунда, чтобы прийти в себя, и я почти вздыхаю от облегчения, когда узнаю знакомое лицо.

— Джеки, какого черта?

Она тихонько смеется, потирая руку в том месте, где я ее ударила.

— Ты врезалась в меня сильнее, чем на моем последнем свидании. От кого, черт возьми, ты убегаешь? — она перекидывает свои светлые

волосы через плечо и вопросительно наклоняет голову. Солнце играет на ее высоких скулах и отражается в темно-синих глазах, заставляя их сиять как сапфиры.

Я не решаюсь рассказать ей о том, что произошло в библиотеке. Джеки из тех, кто посоветует вернуться в здание и взять его номер. Но я все равно рада ее видеть. С самого первого дня мы стали подругами и соседками по комнате, и она помогает сохранять мне уверенность, когда это нужно.

Я рискнула оглянуться, затем покачала головой.

— Не от кого, просто слишком долго просидела в библиотеке. Ты же знаешь, насколько я иногда погружаюсь в учебу.

Она кивает и улыбается.

— Давай поужинаем, и я поделюсь с тобой хорошими новостями. Обещаю, ты захочешь это услышать.

Я не должна этого делать, но снова оглядываюсь назад. В затылке возникает ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Когда смотрю, то вижу обычных студентов. В тени не маячат огромные придурки. Тогда почему я все еще чувствую на себе его взгляд? Вздрагиваю и поворачиваюсь к своей машине.

— О, боже, не уверена, что хочу это слышать, — шучу я. — Давай я закину сумку в машину и пойду с тобой.

Она окидывает взглядом мою огромную сумку.

— Разве это не убивает твое плечо? Я имею в виду, что там, наверное, книг фунтов на пятнадцать-двадцать².

Она ошибается, на самом деле на двадцать пять³, но я не поправляю ее. Не хочу выставлять себя еще большей занудой, чем уже есть.

— Так проще, чем мотаться туда-сюда в общежитие или к своей машине, — говорю я через плечо, преодолевая оставшееся расстояние до машины. Открываю ее и забрасываю внутрь чертовски тяжелую сумку. Она приземляется с громким стуком и рвется еще сильнее. Я вздыхаю.

— Да, кстати, после ужина мне нужно заехать к маме.

Джеки хмурится, и, хотя она знает, что у меня нет выбора, я не могу винить ее за разочарование. Теперь мы почти не видимся, а если и видимся, то всего на несколько минут. Знаю, я ужасный друг, но ничего не могу с этим поделать. Жизнь загнала меня в тупик, из которого, кажется, не выбраться.

Ее хмурое выражение сменяется озорством, и она радостно потирает ладошки, когда я возвращаюсь. Мы начинаем идти в сторону кафетерия.

— О, отлично, это значит, что я могу привести в общежитие любого парня, которого захочу, и мы сможем бегать голышом, заниматься сексом на полу, а может, даже на твоей кровати.

Я хмурюсь.

— Фу, нет, это негигиенично. Не хочу, чтобы твоя голая задница или любые другие телесные жидкости оказались на моей постели.

— Да ладно тебе, Бел! Не похоже, чтобы на твоей постели что-то происходило.

Знаю, что это шутка, и она прикалывается надо

мной, но все равно обидно. Она осознает свою ошибку, и на ее лице появляется гримаса раскаяния.

— Ладно, это было грубо. Извини. Я не это имела в виду.

— Не извиняйся. Это не то чтобы не правда. — Я пожимаю плечами, и, к счастью, в поле зрения появляются двери кафетерия. Ненавижу обсуждать свою личную жизнь или ее отсутствие.

— Знаю, но я также знаю, что ты заботишься о своей маме, и сейчас это твой главный приоритет. В будущем у тебя будет много времени для мужчин. — Улыбается она, и я киваю, желая, чтобы разговор на этом и закончился.

Достаточно того, что моя мама почти ежедневно напоминает, что я должна заниматься другими, более продуктивными делами для студента, вместо того, чтобы заботиться о ней. Я хочу быть рядом с мамой, но она настаивает, чтобы я сосредоточилась на своей жизни. Только это приводит к обратному эффекту — я беспокоюсь все больше и больше, пока мой разум не превращается в паутину неизбежных, навязчивых мыслей о том, что делаю для нее недостаточно. Что могу потерять ее. Я с трудом сглатываю.

Двойные двери кафетерия распахиваются, и нас обдает теплым воздухом, когда мы с Джеки заходим внутрь.

Обеденная суета в самом разгаре. Болтовня сокурсников и звон столовых приборов бьют по барабанным перепонкам. Глубоко внутри поселяется тревога. Ненавижу толпу и громкие звуки. Обычно я прихожу сюда перед обедом или сразу после ужина, чтобы избежать народ. Мистер Псих отвлек меня, и я забыла, который час. Джеки пробирается сквозь толпу, и я следую за ней, пока мы не доходим до другого конца зала, где лежат подносы.

— Господи Иисусе, почему сегодня здесь так много людей? Сегодня даже не Вторник Тако⁴.

Я пожимаю плечами.

— Может, они раздают бесплатную еду.

— Маловероятно, — усмехается Джеки. — Это заведение слишком шикарное, чтобы раздавать халяву.

Мы стоим вместе со всеми и ждем своей очереди, чтобы выбрать то, что хотим. В кафетерии подают как приготовленные блюда, так и полуфабрикаты. Я беру стаканчик с йогуртом, сэндвич с яичным салатом и воду, а Джеки — сэндвич и кусок пиццы.

— Не смей меня осуждать. — Улыбается она, когда я удивленно поднимаю бровь.

— А что случилось с я отказываюсь от углеводов до конца года? — говорю я слова, которые она сказала мне буквально на прошлой неделе, после того, как взвесилась и поняла, что набрала пять фунтов⁵. Она умоляла меня напоминать ей о ее диете каждый раз, когда попытается схитрить.

Не то чтобы я этого не понимала. Углеводы — мой криптонит. Если бы могла позволить себе есть здешнюю пиццу и пасту каждую неделю, я бы так и делала. То, сколько я вешу, ни хрена не значит. Люди должны любить вас такими, какие вы есть, а не за цифры на весах.

— Слушай, сейчас такое время месяца, и мне хочется чего-нибудь вкусненького. Покусай меня, — шипит она, а я лишь качаю головой и улыбаюсь. Мы с Джеки во многом противоположности, но она — мой самый близкий человек, ближе всех к званию моей лучшей подруги.