Тихоня

Бэк Дж. Л.

Я никогда ни о чем не умолял своего отца, но сегодня сделаю это, если это поможет спасти Бел. Он стоит гордо, словно выиграл битву. Он и понятия не имеет, что эта война только началась.

— Хорошо, если ты этого хочешь. Разберись с ней, но я ожидаю, что в ближайшие десять минут она выйдет из здания и уедет отсюда. Или вернется в главный дом вместе с нами. Там ей будет чем заняться.

Я киваю и переключаю свое внимание на Бел. На ее лице застыли растерянность и обида, но когда она поднимает на меня взгляд, эти две эмоции превращаются во что-то более мягкое, ласковое, во что-то, что мне показывает только она. Ненавижу то, что причинение ей боли — единственный

способ защитить ее, но так нужно. Когда-нибудь она поймет. Знаю, что поймет.

Наклонившись вперед, я провожу пальцами по ее щеке и шее. Она вздрагивает, взгляд мечется между мной и отцом. Мне жаль, Бел. Мне так чертовски жаль. Чувствую, как взгляд отца обжигает спину. Он следит за каждым моим движением, и мне нужно сделать это как можно правдоподобнее.

Когда она прижимается лицом к моей ладони и расслабляется, я запускаю пальцы в ее волосы и накручиваю длинную косу на свой кулак. Затем натягиваю маску ярости.

— Что я говорил о том, чтобы ты не лезла не в свое дело, тихоня?

Ее глаза — застывшие озера страха, и думаю — нет, знаю — именно так он сломает меня навсегда.

Глава 36

БЕЛ

Он сжимает мои волосы, и я вздрагиваю. Все не так, как было в прошлом. Это чертовски больно. Кожа головы говорит. Пытаюсь вырваться, но моя коса зажата в его кулаке, как в гребаных тисках.

— Отпусти меня. — Хнычу я. — Я пришла сюда только для того, чтобы помочь!

Он наклоняется ближе, и его опухшее лицо становится еще более мрачным.

— С чего ты, черт возьми, взяла, что мне нужна помощь от кого-то вроде тебя? Ты никто.

Его слова проникают сквозь болезненную дымку, и я опускаю руки. Да, он может быть злым, настоящим придурком, но он никогда не был таким жестоким. Даже когда впадал в ярость, в темноте всегда были проблески света. В нем всегда была мягкость, которую он, кажется, проявлял только ко мне. Я так запуталась. Его друзья говорят, что это все притворство, но это не притворство.

— Я не понимаю, что происходит…

Он хватает меня за подбородок другой рукой и крепко сжимает челюсть, и, клянусь, что вижу в его глазах проблеск вины, прежде чем их захлестывает ярость.

— Тсс… когда попрошу тебя открыть рот, это будет для того, чтобы я мог засунуть в него свой член. Поняла?

Один из громил позади нас хихикает, но я не могу пошевелиться. Черт, я едва могу дышать, когда смотрю в холодные, полные ненависти и ярости глаза Дрю. Это не может быть по-настоящему. Он снова притворяется. Не могу поверить, что он все это время чувствовал именно это. Вспоминаю, как он отталкивал меня, держал на расстоянии, не подпускал слишком близко. Как использовал мое тело и ушел в тот последний раз. В этом есть смысл, и все кусочки мозаики сходятся, но мое сердце не хочет в это верить.

— Нет. — Ненавижу себя за то, как слабо звучит этот протест. — Нет. Ты лжешь. Я знаю, что я тебе небезразлична. Знаю, что значу для тебя нечто большее.

Его хватка становится крепче, и кажется, он вот-вот вырвет мне волосы. Из моего горла вырывается крик, я хватаю его за руки и пинаю по ногам, но у него уже был опыт борьбы с женщинами во время этих его драгоценных психопатических игр, так что я легко подчиняюсь.

— Не так быстро. Ты останешься здесь, пока я не скажу тебе убраться нахрен.

Я качаю головой, ужас внутри нарастает с каждой секундой. Это не он. Я отказываюсь в это верить. Он сказал мне, что все происходящее на этой вечеринке — притворство. Это то, что он делает? Играет

роль, чтобы удержать своего отца от ужасных поступков. Вот что это такое. Должно быть таким. Эта мысль дает мне проблеск надежды. Бесполезной, по большей части, но я надеялась и на меньшее.

— Остановись, пожалуйста. Не делай этого, Дрю. Ты выше этого. Не становись таким, как твой отец.

Он усмехается, и в нем нет и намека на мужчину, который возносил меня на вершину наслаждения и сбрасывал вниз, только чтобы поймать. Это не он. Его лицо приближается к моему, и хотя хочу оттолкнуть его, не могу пошевелиться. Его губы так близко к моим, что могу коснуться их. Я смотрю в эти изумрудные глубины и не вижу там ничего от человека, который мне дорог. Дрю, которого я заметила, нигде не видно. Как будто его вообще никогда не существовало.

— Видишь ли, это будет проблемой, потому что, как оказалось, я сын своего отца. Я не виноват, что ты все это время отказывалась видеть меня настоящего. Что романтизировала то, чего никогда не существовало. Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла, и я знаю, ты умная, так что сохрани это в глубине своего разума. Ты ничто для меня, Мэйбел. Всего лишь белая шваль с милой маленькой киской, которую я с удовольствием трахал какое-то время. Вишенкой на торте было лишение тебя девственности. Возможно, именно это заставило тебя думать, что мне не все равно. Я действительно не знаю, и мне действительно плевать. Сейчас обязанности перед семьей и фамилией для меня важнее всего, и хотя твоя киска приятно сжимала мой член, я должен выполнить свои обязательства и жениться на ком-то подходящем. На ком-то, с кем можно показаться на людях. Хотя, может быть, если будешь хорошей девочкой и не станешь поднимать шум, я дам тебе свой член еще раз после свадьбы.

Было бы гораздо менее больнее, если бы он вырвал сердце из моей груди и растоптал его. Не думаю, что могу вот так просто отреагировать. Я отдергиваю руку и сильно бью его по щеке. Звук удара разносится по комнате, обжигая ладонь. Воцарятся тишина, и я слышу лишь его тяжелое дыхание.

— И это все, на что ты способна, тихоня? Если это так, то тебе крышка.

Он толкает меня, и я теряю равновесие, мое тело наклоняется в сторону. В его глазах мелькает ужас, а я наблюдаю будто в слоумо, как он тянется ко мне, и его пальцы промахиваются на миллиметр. Это похоже на автомобильную аварию, происходящую прямо на моих глазах. В одно мгновение я стою, а в следующее — моя голова ударяется обо что-то твердое и беспощадное. Раскаленная боль пронзает череп. Мир вокруг меня вращается, желудок скручивает и угрожает выплеснуться на пол, пока я опускаюсь на четвереньки. Борясь с затуманенным зрением, с трудом поднимаю глаза и вижу, что отец Дрю смотрит на меня сверху вниз с жестокой улыбкой.

— Молодец, сын. А теперь выпроводи ее, чтобы мы могли продолжить разговор.

Не знаю, как я вообще могла доверять ему, как могла думать, что ему есть до меня дело. Если это роль, то он заслуживает "Оскар". Когда Дрю бросается вперед, моя единственная мысль — убежать. Я больше не знаю этого человека и не верю, что он не причинит мне вред. Голова кажется тяжелой, словно аквариум с рыбами, но это меня не останавливает. Я отползаю назад, как краб, на четвереньках, чтобы он больше не прикоснулся ко мне. Когда закрываю за собой деревянную дверь, понимаю, что оказалась в ловушке. Зажата между ним, дверью и каждым острым слогом, которым он меня режет. Он присаживается передо мной на корточки, и в голове всплывает воспоминание о том, как он делал то же самое в лесу, ощущая вокруг нас запах земли и сырого леса.