Тихоокеанский водоворот

Касслер Клайв

Но он уже на четырнадцать минут отставал от графика. И жалел, что сам загнал себя в угол, пообещав адмиралу Хантеру запустить «Старбак» до четы­рех часов. Все дело в присасывании: за те шесть меся­цев, что корпус пролежал на дне, оно стало слишком сильным. Все балластные цистерны освобождены, но этого мало, чтобы вырвать корабль из хватки морско­го дна. Кроухейвен подумал, не ждет ли их участь пер­вого экипажа «Старбака».

Подошел его заместитель, мрачный старший офи­цер из вольнонаемных.

— Больше нечего продувать, коммандер. Главные

балластные цистерны пусты, опустошены все дизель­ные баки и баки с пресной водой. Лодка неподвижна.

Кроухейвен шлепнул по столу с картами, словно наказывал непослушного ребенка.

— Нет, клянусь богом, она сдвинется с места, да­же если мне придется вырвать все ее внутренности.

— Он бешеным взглядом посмотрел на старшего офице­ра. — Полный назад!

Тот выпучил глаза.

— Сэр?

— Я приказал полный назад, черт побери!

— Прошу прощения, коммандер, но так мы выве­дем из строя винты. Сейчас они наполовину зарылись в песок. Весьма вероятно, что мы срежем вал.

— Не все ли равно, как умирать? — ледяным то­ном ответил Кроухейвен. — Мы вытолкнем эту зара­зу отсюда, как мула из болота. Хватит споров! Пол­ный назад на пять секунд, а потом на пять секунд полный вперед. И продолжайте в том же духе, пока мы ее не превратим в металлолом или пока она не вырвется.

Офицер пожал плечами, признавая поражение, и ушел в машинное отделение.

Через полминуты после пуска турбин пришел пер­вый тревожный доклад.

— Коммандер, говорит машинное отделение -- раздался в громкоговорителе голос офицера. — Она больше не выдержит. Мы уже согнули лопасти вин­тов, проворачивая их в песке. Сбили баланс, они вибрируют, как бешеные.

— Продолжайте! — рявкнул в микрофон Кроухей­вен. Ему не нужно было докладывать: он слышал, как сотрясается палуба под ногами, когда гигантские вин­ты ударяют о дно.

Кроухейвен подошел к рыжеволосому и веснуш­чатому молодому человеку, который стоял у панелей управления, напряженно всматриваясь в освещенные шкалы приборов. Лицо молодого человека побледне­ло, он что-то шептал про себя; Кроухейвен догадался, что он молится. Он положил руку технику на плечо и сказал:

— Когда в следующий раз дадим полный назад, выбрасывайте все торпедные аппараты.

— Думаете, это поможет, сэр? — умоляюще спро­сил тот.

— Немного, но я готов хвататься за любую соло­минку.

Снова послышался голос офицера из машинного отделения.

— Левый винт сорван, коммандер. Переломан у основания. Сорвал при этом два подшипника.

— Продолжайте процедуру, — ответил Кроухейвен.

— Но, сэр. — В голосе офицера звучало отчая­ние. — Что, если и правый винт сорвет? Как мы доберемся до дома, даже если поднимемся на поверх­ность?

— Будем грести, — коротко ответил Кроухейвен. — Повторяю: продолжайте процедуру!

Если срежет оба винта, так тому и быть. Но пока правый винт держится. И если есть хоть малейший шанс спасти «Старбак» и экипаж, они не сдадутся. Боже, подумал Кроухейвен, как могло так

много пой­ти прахом в самую последнюю минуту?

Лейтенант морской пехоты США Роберт М. Бакмейстер, выпуская автоматную очередь в сторону бетонного бункера, думал о том же. Самые тщательно продуманные планы мышей и людей [10] , подумал он. Операция казалась простой. Захватить передатчик, говорилось в приказе. Группа флотских по-прежнему скрывается в тропической растительности, дожидаясь возможности воспользоваться оборудованием и по­слать кодированный сигнал непонятного Бакмейстеру содержания. Лейтенантам-морпехам редко сообщают закрытую информацию. То, что тебя могут убить, — в порядке вещей, и ты не должен знать, чего ради.

10

Имеется в виду стихотворение Роберта Бернса «Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом», строчка из которого стала пословицей.

Старое армейское сооружение на северо-запад­ном конце Мауи казалось мирным и брошенным, но, как только взвод лейтенанта начал пересекать пери­метр, они столкнулись с таким количеством сигнального и предупреждающего оборудования, каким не окружено и хранилище золота в Форт-Ноксе. Провода под напряжением, лучи света, приводящие в действие сирены, от которых лопаются барабанные перепонки, яркие прожекторы, заливающие все сооружение осле­пительным обнажающим светом. Ни о чем подобном нас не предупреждали, с горечью подумал лейтенант. Плохо разработали операцию — не дали подробных сведений о возможных препятствиях. Пусть он всего лишь лейтенант, но он лично выскажет все, что дума­ет, тем командирам, по чьей вине так вышло.

Из окон, из дверей, с крыши — из всех точек зда­ния, которое только что казалось совершенно пустым, защитники открыли сильный автоматный огонь, сра­зу остановив отряд Бакмейстера. Морские пехотинцы ответили, и их огонь оказался смертельным: вокруг отверстий, похожих на входы в бункер, начали нагро­мождаться тела. В самый разгар боя могучий, с седы­ми висками сержант пробрался по тени, избегая про­жекторных лучей, и бросился на землю рядом с Бакмейстером.

— Я забрал у мертвеца автомат! — крикнул он, перекрывая грохот выстрелов. — Это русский Калаш­ников.

— Русский? — недоверчиво переспросил Бакмейстер.

— Да, сэр. — Сержант показал Бакмейстеру авто­мат. — Новейшее оружие в арсенале советской армии. Не понимаю, как он попал к тем парням.

— Это оставьте разведке.

Бакмейстер снова посмотрел на здание, в котором прятали передатчик: в темноте огонь только усилился.

— Капрал Данциг и его взвод застряли у подпор­ной стенки. — Сержант дал несколько коротких очередей, чтобы отвлечь внимание обороняющихся. — Отдал бы всю свою пенсию за девяностомиллиметро­вую противотанковую пушку! — выкрикивал он между очередями.