Тихушник
Шрифт:
— Ты что, Александр, нам не доверяешь? — ответил один из сотрудников ФСБ — мой знакомый ещё со времён другого рабочего здания и КПСС, приказавшего долго жить. Это один из сотрудников ФСБ в то время КГБ, который сидел у нас в кабинете и ждал приказа из Москвы о своём расстреле.
— Николай Иванович, вот вам, как никому из вашей конторы, я доверяю на сто процентов. Вы, как и я, из той же корчагинской породы: «железный лоб, стеклянный глаз и ноги на протезах», — и для вас «честь офицера» — не пустые слова. Хотя фамилия у вас и схожа с персонажем из кинофильма «Место встречи изменить нельзя» — Шарапов — и даёт вам основание носить её с гордо поднятой головой, — сказал я своим коллегам об одном уважаемом сотруднике ФСБ. Мы с ним знакомы давно — он всегда приходил мне на
— А второго «своего» человека не назовёте, которого вы в нашу контору отправили? — поинтересовался сотрудник ФСБ, что был помоложе Николая Ивановича — лет 20. Видимо, смекнул, что можно и через нашу структуру в шестом отделе подобрать себе помощника, — всё-таки быстрее, чем искать его по всему городу.
— Николай Иванович в курсе этого человека, если захочет, то вам расскажет про него. Но приоткрою тайну: если руководство ФСБ будет требовать с вас подыскать помощников, то все дороги ведут в церковь. В церкви среди священников есть такие персонажи, что имеют связи даже с лицами из европейских государств, — а это непосредственно ваш контингент. У нас в городе, каких только нет вероисповеданий — со счёта собьёшься! Притом, что каждая из них имеет свои ответвления, а финансируются они все из-за рубежа. Лучшие агенты — это священники, не те, что истинно верят в Бога, а шарлатаны. Поверьте мне и моему опыту, — я их повидал немало за свою короткую жизнь. Дам ещё одну подсказку — благотворительные фонды. Вот там хоть через одного вербуй в свои помощники. Они все, как один, любят деньги, — но лучше расплачиваться с ними долларами. Идут на контакт в течении пяти минут — только валюту им покажи. Не только расписку напишут о сотрудничестве, но и в рот будут заглядывать! Своя рубашка ближе к телу, — у них этот принцип стоит во главе угла.
— Можно, я к вам приду и с вами побеседую?
— Конечно, приходи, — только ближе к вечеру. С тебя «бутылка конька», с меня — будущий твой агент.
— Ты мне, Александр, молодёжь не развращай! Он как послушал тебя, так уже уши развесил… Знаю я, как ты можешь человека в транс погрузить, — и не заметит, как свою мать продаст! — сказал Николай Иванович.
— Да нет, ничего плохого у меня и в мыслях нет. Вижу, вам на замену в вашей конторе идёт неплохая молодёжь, — что ж им не помочь? Всегда рады их видеть в нашем управлении.
— Я приду, ловлю вас на слове!
— Как ваши данные? Интересуюсь по причине, чтобы вам пропуск выписали на вахте, — хочу заранее предупредить дежурного.
— Вишнягов Андрей.
— Палыч, а как мы объясним своим коллегам по бандитскому отделу об объекте? Им кое-что о нём уже известно, да и оперa в городе не спят — роют рогом землю, кто быстрее раскроет эти преступления. Могут помешать коллегам из ФСБ.
— Мы будем всех контролировать, — сказал Николай Иванович.
— Тогда я спокоен, что дело доведёте до конца. Могу спокойно уходить на заслуженный отдых.
Глава 23
— Саша, тебе мужчина звонит, подойди к телефону, — сказала мне жена.
— Слушаю?..
— Александр Фёдорович? Здравствуйте, это Палыч!
— Здравствуй, Палыч! Могли бы и не представляться — я ваш голос из тысячи узнаю. Рад вас слышать!
— Александр, как бы нам с тобой встретиться? Время у тебя найдётся для меня?
— Палыч, какие вопросы? В любое время, которое вас устроит! Я «стрелу» не привык прокалывать — буду в назначенный час. Правда, у меня назначена «аудиенция с президентом Путиным Владимиром Владимировичем», но ему откажу — сошлюсь, что встречаюсь с уважаемым человеком, и перенесу встречу на завтра.
Палыч, молчал, не говоря ни слова. Пауза затянулась — видимо, моё упоминание о Путине его застало врасплох. А вдруг и, правда, его бывший подчинённый на короткой ноге с самим президентом, — не зря же прозвали меня
— Можешь подъехать ко мне домой, прямо сейчас?.. Ты на машине?
— Да, могу. У меня машина во дворе стоит. Что-то срочное?
— Не по телефону.
— Хорошо, Палыч! Узнаю оперское кредо: всё тайное со временем становится явным. Телефон — брат врага моего.
— Ты всё в своём амплуа! Думал, ты на пенсии скучаешь, — а, вижу, у тебя хвост трубой.
— Слово «пенсия» мне не подходит: я больше люблю говорить, как мой дед, — «пензия». Минут через десять подъеду и вам позвоню — выйдете, и в машине переговорим.
— Может, ко мне домой подымешься? В машине неудобно…
— Да нет, Палыч, лучше вы ко мне спуститесь. Тем более, я догадываюсь, о чём вы со мной хотите поговорить без посторонних глаз и «жучков».
— Ты что — телепатом стал?
— Да нет. Просто мир не без добрых людей, — наслышан о вашем «быстром уходе на пенсию», и что сейчас даже в управление не пускают, которое вашими же руками создано. Приказ нового начальника запрещает.
— Ты уже в курсе всех моих бед…
— Палыч, давайте не по телефону?
— Хорошо — жду.
Подъехав к дому, я позвонил по сотовому и стал ждать Палыча, думая только о его нынешней неудачной жизненной ситуации. Она была для меня ожидаема, но он в силу своей порядочности надеялся, что уж с ним его коллеги так паскудно не поступят — не проводив торжественно на пенсию. Всё-таки он начальник управления по борьбе с организованной преступностью, на тот момент — самого грозного подразделения для всех граждан, и заслуживает хотя бы маленького для себя праздника. Был уважаемым человеком — не только среди блатных людей, но и в правоохранительных, судебных и чиновничьих структурах, — и имел вес среди них. С мэром, губернатором — был на короткой ноге и не одну бутылку коньяка выпил. А сейчас, если мне правильно информируют мои источники, — Палыча взяли и выбросили за борт. Корабль уходит от него всё дальше и дальше, а он машет ему вслед, прося спасения. На корабле плывут его бывшие «друзья», которым Палыч помог, работая в милиции. Они стоят плотными рядами, не помещаясь на палубе, и тоже машут рукой, — оставляя его одного среди бушующего океана действительности, и даже не бросив спасательный круг.
Палыч медленной походкой вышел из подъезда и направился к моей машине. Его походка стала тяжёлой, будто на него надели свинцовый пиджак, тянувший его к земле, а осанка напоминала согнутое коромысло. Он шёл и, видимо, думал — не отвернулся ли и я от него, как это сделали его подчинённые, бывшие мои коллеги? А ведь было за что… Но Палыч сделал для меня много хорошего — и я это не забыл. Во-первых, он терпел мои «тихушные» дела. Во-вторых — я не забыл ценный подарок, который он торжественно вручил мне в актовом зале от всего коллектива, провожая на пенсию, — китайскую кофеварку. Она пополнила мою коллекцию, встав к двум другим, купленным ранее женой. Все они хранились на «видном» месте — под креслом кухонного гарнитура. Но я гордился, что за двадцать лет службы в уголовном розыске, будучи ветераном труда, был удостоен такого «ценного» подарка, Мог бы и ничего не получить, как произошло с Палычем, — тому даже блокнот не подарили при выходе в отставку…
Государство нас, сотрудников уголовного розыска, «уважает»: ведь боремся с организованной преступностью — а это почётно, — и служим за идею, — а не за деньги, как депутаты.
— Привет, Палыч! Смотрю и не узнаю: посвежели, помолодели, пружинистая походка, руки наизготовку и в любое время готовы дать в зубы…
— Здорово Александр! Ты, как всегда, прав, — я бы сейчас своим врагам в зубы надавал, но понял — поздно.
— Я помогу! Скажите — кому, сколько и какие? Лёгкие, средней тяжести телесные повреждения вас устроят? Или может, кого-нибудь прикопать в лесочке, — есть в багажнике лопата, и всегда она у меня наготове — наточена, сама землю роет… Не забыл ещё, как делаются похороны в тёмное время суток. «Весёлые» были времена в начале девяностых, ностальгия посещает…