Тиль Уленшпигель
Шрифт:
Ключница отвечала: «Нет, это ложь». Поп сказал: «Он ведь мне это на исповеди сказал, я ему верю». Она опять говорит: «Нет», а поп твердит: «Да», да как взял палку и побил ее до синяков.
Уленшпигель, лежа в кровати, смеялся и думал про себя: «Ну, игра хорошо началась, мне везет». Так провалялся он в постели весь день, а ночью набрался сил, утром встал с постели и говорит, что ему полегчало. Надо ему теперь отправляться в другую землю, пусть хозяин сочтет, много ли Уленшпигель ему задолжал за это время. Поп стал считать вместе с Уленшпигелем и был при этом так рассеян, что мысли его мешались, – взял деньги и не видел, что взял, был доволен, что гость решил от него убраться, точно так же и ключница, которой по милости Уленшпигеля достались побои.
Вот Уленшпигель собрался и хотел идти. «Сударь, – сказал он, – вам придется вспомнить, что вы тайну исповеди разгласили. Я пойду в Хальберштадт к епископу и донесу об этом».
В конце концов Уленшпигель сказал: если поп отдаст ему лошадь, он согласен молчать и не доносить, а ничего другого взамен лошади он не возьмет.
Поп очень любил свою лошадь. Он лучше бы все свои наличные Уленшпигелю отдал, только не лошадь. Однако пришлось, скрепя сердце, расстаться с лошадкой – беда заставила. А Уленшпигель поскакал на поповой лошадке к Вольфенбюттелю.
Когда он подъехал к плотине, герцог стоял на подъемном мосту и видел, что Уленшпигель едет к нему на лошади. Князь снял с себя расшитый камзол, обещанный Уленшпигелю, встал так, чтобы Уленшпигель его хорошо видел, и сказал: «Взгляни сюда, мой милый Уленшпигель, вот камзол, который я тебе обещал». Уленшпигель спешился и сказал: «Милостивейший государь, вот ваша лошадь».
Герцог его поблагодарил, и Уленшпигель должен был рассказать, как он заполучил у попа лошадь. Князь посмеялся и сделался весел и дал Уленшпигелю впридачу к камзолу другую лошадь.
А священник тужил о своей лошади и потому частенько колотил ключницу так сильно, что она под конец сбежала от него. Так у попа не осталось ни служанки, ни лошади.
XXXIX История рассказывает, как Уленшпигель нанялся к кузнецу и отнес его меха во двор
Уленшпигель пришел в Росток, что в земле Мекленбург, и нанялся работником к кузнецу. У этого кузнеца была поговорка – когда работник должен был раздувать меха, он говорил: «Хо-хо, поспешай с мехами!». Однажды Уленшпигель стоял и раздувал меха. Тут кузнец сказал ему грубо: «Хо-хо, поспешай за мной с мехами!» – с этими словами вышел во двор и там хотел помочиться, а Уленшпигель взвалил один из кузнечных мехов на плечи, поспешил за мастером и сказал: «Мастер, вот я притащил один мех, куда его деть? Сейчас пойду и другой принесу». Мастер оглянулся и говорит: «Милый мой, я совсем не то думал. Иди-ка, да положи его снова на место». Уленшпигель это исполнил и отнес мех на место. А мастер задумался, как отомстить Уленшпигелю за это, и порешил, что все последующие пять дней он будет вставать в полночь, будить работников и заставлять их работать. [81] Так он и сделал: в полночь поднял работников и послал их в кузницу работать. Сотоварищ Уленшпигеля ему и говорит: «Что это наш хозяин вздумал нас так рано будить? Раньше это у него в заводе не было».
81
Здесь, как почти во всех шванках о Тиле-ремесленнике, поводом к злым выходкам Уленшпигеля является приказ хозяина работать в ночное время либо в праздничный день.
Уленшпигель ему ответил: «Если хочешь, я его об этом спрошу». Работник сказал: «Давай спрашивай». Тогда Уленшпигель спросил: «Милый мастер, как это случилось, что вы нас так рано будите? Ведь на дворе еще полночь». А мастер ему в ответ: «Такой у меня обычай, что мои работники первые восемь дней должны спать лишь полночи». [82]
Уленшпигель смолчал, и его товарищ тоже не стал возражать.
На следующую ночь хозяин опять разбудил их. Товарищ Уленшпигеля пошел работать, а Уленшпигель взял свою постель и привязал ее себе за спину.
82
Этот шванк отличается тем, что в нем прямо указывается на причины конфликта. Интересна и сама аргументация обеих сторон: и мастер и Уленшпигель ссылаются на «обычай».
Когда железо докрасна раскалилось, он вскочил со своей лежанки, прибежал к наковальне и стал так молотить, что искры посыпались и в постель полетели. Кузнец ему сказал: «Гляди-ка, что ты делаешь! Рехнулся ты, что ли? Почему постель не оставил там, где ей быть надлежит?». Уленшпигель ему сказал: «Мастер, не гневайтесь, у меня такой обычай, что я полночи лежу на постели, а другую половину она на мне лежит».
Мастер осерчал и сказал, чтобы он отнес постель откуда взял, а потом уже совершенно разгневанный велел Уленшпигелю: «Давай уходи из моего дома, хоть через крышу, негодник отъявленный!».
Уленшпигель ему сказал: «Слушаюсь», пошел к лежанке, сложил постель, откуда он ее взял, потом приставил лестницу, поднялся по ней на чердак, пробил в потолке дыру и вылез на крышу. После этого он втащил лестницу туда же, спустил ее на улицу и сам по ней слез на землю и был таков. Кузнец услышал, как вверху загрохотало, поспешил вместе со вторым подмастерьем к лежанке и тут увидел, что Уленшпигель крышу разломал и оттуда наружу вылез.
Хозяин стал еще злее, схватил кол и побежал за Уленшпигелем из дому, а подмастерье схватил хозяина и стал ему говорить: «Мастер, не надо так, дайте вам сказать… Уленшпигель ведь сделал не иначе как вы ему сказали. Вы велели, чтобы он из вашего дома убрался хоть через крышу, – он это сделал, как видите». Кузнец дал себя уговорить. А что ему оставалось еще делать? Уленшпигель ушел, а мастеру пришлось позвать кровельщика чинить крышу и на том успокоиться. Его подмастерье так сказал: «С таким компаньоном немного выиграешь. Кто Уленшпигеля не знает, пусть хоть разок поимеет с ним дело, вперед его хорошо знать будет».
40 История рассказывает, как Уленшпигель одному кузнецу сковал вместе молот и клещи
Дело было зимой, когда Уленшпигель ушел от кузнеца. Зима стояла холодная, и мороз был жестокий, к тому же все вздорожало, так что много подмастерьев оказались без работы. У Уленшпигеля не оставалось денег на расходы. Он все скитался, пока не пришел в одну деревню. Там тоже жил кузнец, он взял его себе в подмастерья. Уленшпигелю не очень-то хотелось оставаться в работниках у кузнеца, но голод и зима принудили его к этому. Он думал: «Терпи то, что можешь терпеть. До тех пор пока снег не растает, пока снова не будешь ступать по рыхлой земле, делай то, что кузнец велит».
Кузнец неохотно брал его к себе из-за того, что была дороговизна. Тогда Уленшпигель стал просить кузнеца, чтобы тот дал ему работу, а он будет делать все, что хозяин захочет, и есть будет, что дадут. А кузнец был скупой человек и подумал так: «Возьму его на испытание на 8 дней, [83] не объест он меня за это время».
На утро стали они в кузнице работать, и кузнец все понукал Уленшпигеля поспешать управляться с молотом и мехами до самого обеда, когда уже полдень настал. А у кузнеца во дворе было отхожее место. И когда они собирались к столу, взял кузнец и повел Уленшпигеля во двор к отхожему месту и здесь говорит ему: «Гляди-ка, ты сказал, что будешь есть все, что я дам тебе за работу. Вот этого никто есть не желает. Съешь все это». И пошел кузнец домой, и стал там обедать, а Уленшпигеля оставил у выгребной ямы. Уленшпигель же молчал и думал: «Это ты через край хватил. Видно, многим людям пришлось такое от тебя терпеть. Но за все воздастся тебе полной мерой. Чем же мне кузнецу отплатить? А за это отплатить надо, хотя бы зима была вдвое суровей».
83
Это объясняет, каким образом Уленшпигель может бросать одно ремесло и заниматься другим, переходить от одного мастера к другому, тогда как срок найма, оплата, продолжительность рабочего дня – все определялось цеховыми статутами. За самовольный уход до истечения срока найма (обычно полгода) работник наказывался штрафом, ему запрещалось поступать к другим мастерам, его могли даже вовсе исключить из данного цеха. Цеховые статуты XIII–XVI вв. говорят о жестокой борьбе между мастерами и подмастерьями – последние требуют права разрывать договор до срока найма.
Такую возможность давал обеим сторонам «испытательный срок», который указан во многих документах. Например, кузнецы городов Любек, Росток, Штральзунд, Люнебург в 1494 г. постановляют: «кто появился в городе впервые, нанимается сначала на 14 дней, если же пожелает далее остаться, нанимается на полгода». Уленшпигель уходит от мастера до истечения предварительного срока, и хозяин не может его за это наказать.
В одиночку проработал Уленшпигель до самого вечера. Лишь тогда кузнец дал ему кое-что поесть, так как он целый день пропостился. Но в мозгу у работника засело то, что кузнец сказал ему у отхожего места. Когда же Уленшпигель собрался идти ко сну, кузнец ему говорит: «Утром встанешь, пусть служанка тебе меха раздует, а ты начни ковать все, что ни есть. Еще гвоздей для подков нарежешь, покуда я встану».
Уленшпигель отправился спать, а когда поднялся, решил отплатить хозяину, хотя бы пришлось ему потом по колено в снегу скитаться.