Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»
Шрифт:
— Отчего же брру-брру и не постоять бру! — Усмехнулся пень. — Я вот, напруимеррруу, отсюда никуда идти не собируууаюсь. Нрууавится мне в моём борррлотрре!
— Ага, ага! — Закивала головой Обида, уже оказавшаяся на плече Тима и успевшая заботливо спрятать малиновку в его карман. — Всяк кулик своё болото хвалит. Просто у вас, дяденька, одно болото, а у нас другое.
Трясина заволновалась, забулькала, и из неё поднялись ещё две древесных головы, одна чуть поменьше первого пня, другая — чуть поменьше второго, вот и всё различие. — Кто вы такие? — Вскрикнула Обби и испуганно уткнулась
— Мы бруууатья, — пояснил старший пень.
— Древесняки, — добавил средний пень и выплюнул какую-то травинку, которую только что с удовольствием обсасывал. — Фу, гадость какая.
А младший только улыбнулся очень обаятельной улыбкой, хотя и деревянной. В седых бороздках его древесной кожи сверкали сотни капелек, делая лицо, можно сказать, даже весёлым.
— Как вы живёте в этой дыре? — Вырвался не очень-то вежливый крик из клюва Обида.
— Нам никудрра не хочется идти отсюдрра. Ни в Разбитую коленку… — сказал средний Древесняк. — …ни в Вывихнутую челюсть… — добавил старший.
— …ни в Сломанную руку… — поддержал его средний.
— …ни во Вздувшийся живот… — уточнил старший.-… ни в Оглохшее ухо… — заявил средний. — …ни в Перебитый нос… — многозначительно заметил старший.
— …и уж тем более ни в Гнилой зуб! — Буркнул средний.
— Не обижайтесь на нас. Каждая новая душа в этих краях — прекрасный повод пошутить. У насррр есть свои прирриичины оставаться, быр-быр, здесь, — подытожил младший Древесняк.
— Какие причины? — Хором спросили Тим и Обби, несколько обиженные перечислением каких-то не совсем здоровых названий населённых пунктов.
Три древесные головы подплыли к нашим путникам поближе. По всему было видно, что они крайне довольны возможностью поговорить с незнакомцами.
— Когда-то мырр жиррли не в болоте, а в Городе, — сказал старший.
— Мфы бфырли щамыми обрыкновеннырми житерррлями Виздении, — сказал средний, опять что-то пережёвывая, и поэтому понять его слова было совершенно невозможно.
— Мы ходиррли в школу. Имели ророродителей, — сказал младший и улыбнулся.
— Годы шрли, но мы оставались грлупыми-пригруплыми, потому что каждый из нас хотел быть лучшрее другогого.
— Фу-фу, это гадость, не везёт мне сегодня на съедобное! — Средний Древесняк вновь что-то выплюнул и продолжил рассказ: — Каждый из нас хотел, чтобы люди, тыркая пальцем в дррвух других брараратьев, говорили бы: «Сморртрите, это иррдут два брата того, третьего».
Братья оперлись о хлипкую кочку, на которой стояли Тим и Обида, из воды показались их деревянные крепкие плечи — у младшего на левом плече росла тоненькая веточка, на которой бился под ветром бойкий листок. Теперь вода уже не заливала братьям рты, и речь их стала понятной.
— Ну, вот, — со вздохом сказал старший, — однажды в наших краях появилась прекрасная девушка с глазами цвета аквамарин, её звали Амели. Она изучала оккультные науки, а Видения, известно, как раз то место, где таинственное и непознаваемое можно встретить на каждом шагу. При первой же нашей встрече я был очарован её голубоватым взглядом, в котором шелестела тайна любви. Я сразу же решил: эта девушка должна быть моей. Если она выйдет за меня замуж, то ни у кого не будет сомнений, что я и есть — самый умный и удачливый.
— Узнав, что старший брат ухаживает за девушкой с глазами цвета аквамарин, я подумал, что тоже влюблён в неё и твёрдо решил доказать Амели, себе и всем, что я и есть самый лучший из нас троих, — сказал средний брат, с аппетитом разжёвывая очередной корешок.
— Как же я мог оставаться в стороне? — Улыбнулся младший брат. — Когда я узнал, что братья хотят жениться на одной и той же девушке, то сам влюбился в неё по уши.
Древесняки заговорили, не перебивая друг друга, соблюдая строгую очередность. На болото начал садиться туман, от жижи тянуло холодом, уныло ныли комары, и во всей этой бесприютности пять живых душ чувствовали наидобрейшее расположение и участие друг к другу.
— К тому времени, каждый из нас уже преуспел в своём деле, — негромко рокотал голос старшего Древесняка, самого основательного и сильного из братьев. — На меня работали несколько артелей, добывая золото и драгоценные камни. Десяток первоклассных ювелиров делали из них прекрасные украшения по эскизам, которые я сам разрабатывал. Особенно красивыми у меня получались серьги. Любая женщина, которая вдевала в ушки мои серёжки, становилась прекраснее: от сияния камушков её глаза приобретали особенный радужный блеск. Мужчины не могли отвести глаз от такой красавицы.
— К тому времени я стал неплохим поваром, — сказал средний брат, который постоянно срывал огромной корявой рукой разные травинки, пробовал их на вкус, а затем или выбрасывал, или прятал их про запас в травяной гриве у себя на голове. — Моим коронным блюдом был фруктово-морской рулет. Его основную часть представляли длинные кусочки нежнейшего палтуса. Затем я клал на них воздушное мясо тигровых креветок. На них с величайшей осторожностью я надувал тончайший слой размельчённых свежих вишен и ананаса. После сворачивал всё в аппетитную трубочку и поливал её сладко-пряным соусом, приготовленным из свежайших сливок, красной икры, щепотки пшеничной муки, ароматной специи карри и плошки земляники, созревшей в жаркий июль. После того, как такой аппетитный батончик постоит три минуты — не больше — под полной Луной, считайте, он готов к употреблению. У человека, который отведал это блюдо, вместе с аппетитом просыпался необыкновенный вкус к жизни. Многие больные, дни которых, казалось, были сочтены, после нескольких кусочков моего фруктово-морского рулета излечивались, женились и у них рождались смышленые и весёлые дети.
— А я к тому времени, — начал рассказывать младший, и резной листок бился на его плече, как взволнованное сердце, — стал известным певцом. Не один городской праздник не обходился без меня. Я обладал редким умением: весёлые песни я пел печально, а печальные — весело. Всем слушателям нравилось слышать что-то неожиданное. После того, как они прослушивали хотя бы одну песню, перед ними будто открывалась какая-то тайна — одна из самых сокровенных тайн жизни: всё привычное, обыденное, может, даже надоевшее имеет свою прелесть, только надо присмотреться, чтобы она вспыхнула и сказала прямо вам в сердце: «Жизнь прекрасна несмотря ни на что!»