Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»

Краева Ирина

Потребовалась минута, для того чтобы Тим собрал вместе подпрыгивающие губы и смог управлять самопроизвольно отпадающей челюстью:

— Если мы перестанем бояться, нам не будет так холодно. Да?

Родион кивнул.

— Ой-ой-ой! — Запищала Обби. — Мне страшно. Очень страшно, Тим. Сделай что-нибудь!

— Ну что ты, Обби! — Улыбнулся Тим, приходя в себя. — Разве так нужно бояться? Так и быть, я научу тебя бояться, как следует!

Тим опустил Обби на землю, а сам скорчил страшную рожицу — поскольку ему самому было страшно и холодно, сделать такую физиономию не составило большого труда. Он прыгал и потрясал

руками и ногами не хуже настоящего шамана. Начал шёпотом, но постепенно его голос окреп:

У страха длинный и красный нос, А вместо глаз — зеркала. Он любит, конечно же, запах роз, Но это всё ерунда. Страх очень коварен, он зверски хитёр, Он страшен, как сто чертей. Его боится даже бобёр, На дне речушки своей. Он прыгает вверх и лазает вниз, Он каждой бочке — затычка. Его не обманут и тысячи лис, Все двери его — без отмычки. Он любит детей и любит зверей, Особенно любит он ночи. Когда хоровод из тёмных теней Кружит вкруг тебя что есть мочи. То в сердце кольнёт, то рукой задрожит, То в ухо шепнёт ненароком. Он за тобой всегда добежит, И в горле застрянет колко.

Но… — тут Тим сделал многозначительную паузу, взял Обби на руки и тихонько проговорил ей, глядя глаза в глаза:

…ты не пугайся его, пожалей. Страх вовсе не страшный, пожалуй. Ему не хватает надёжных друзей. А так — неплохой он малый.

— О!У!О!У! — Родион приплясывал и хлопал в ладони. Обби кудахтала от смеха, закрыв крыльями голову.

Друзья двинулись дальше, продолжая болтать.

— Тим, ты говоришь, страх — неплохой малый? — Спросила Обби.

— Очень славный малый! — Серьёзно подтвердил Тим, поблёскивая в полутьме зелёными глазами. — К тому же большой ценитель красоты! Он разбивает и портит исключительно изящные вещицы: цветочные вазочки, статуэтки балерин, хрустальные стаканчики. И сам красавец — на длинных ногах, а в руках цветочек!

— Цветочек? — Переспросил Родион.

— Ну, может быть, и не цветочек, но верблюжья колючка — точно. В знак несчастной любви. Его давным-давно отвергла дама сердца. Вот он ко всем и пристаёт, чтобы не так одиноко было. Но, к сожалению, многие шарахаются от его клыков.

— У него есть клыки? — Переспросила Обби напряжённым голосом.

— Да так, маленькие, — пренебрежительно махнул рукой Тим, — всего по два метра длиной. Торчат вверх. Представляете, сколько на них уходит зубной пасты? Иногда он экономит, и клыки начинают зверски болеть. Тогда Страх идёт на базар, а когда возвращается с него, то вешает на клыки авоськи, из которых торчат топоры.

— Он

топоры на базаре покупает? — Обби спросила это так, как будто сама очень нуждалась в паре-тройке отличных топориков и хотела узнать подходящее место для их приобретения.

— Конечно, на базаре! Ведь только там можно выбрать острые топоры по руке! — Солидно заметил Тим. — Он ими — вжик! — мальчик чиркнул ребром ладони по шее, — капусту рубит.

Обби покрутила своей бархатной головкой с пятью зелёными волосками, убеждаясь, что та крепко сидит на её изящной шейке, кашлянула:

— Значит, капусту рубит? — После небольшого молчания уточнила она.

— Да, вначале с грядок убирает — тюк-тюк — только головы летят… капустные, а потом их мелко-мелко — и в кадушку. Он же вегетарианец. Капустой одной питается, а кровью запивает.

— Он кровь пьёт? — Упавшим голосом спросила Обби.

— Чистейшую, свеженастоенную, — подтвердил Тим, — так называется его любимый коктейль по первым буквам компонентов, из которых он и состоит: Картофельно-Редисочно-Одуванчиковая Выпивка.

— А почему на конце мягкий знак? — Подозрительно спросила Обби и с восхищением открыла клюв, предвкушая очередную шуточку Тима.

— Потому что потому всякая мутЬ-жутЬ заканчивается на мягкий знак, а не на твёрдый!

И тут из-за поворота появился огромный, прозрачный медведь и проплыл между ними, как привидение через стену.

— Ах! — Вскрикнула Обби, заворожено глядя ему в след.

Прозрачно-голубоватый медведь растаял в темноте лабиринта. Родион осторожно сунул нос за поворот, откуда только что показалось странное животное.

— Красота-а-а! — Не смог сдержать он своих чувств.

— Где красота? Где? — Обби перелетела через его яйцеобразную голову и замерла в воздухе, распахнув крылья. — Это выставка работ подземных художников?

В просторном зале, в который они зашли, свободно парили десятки голубоватых прозрачных фигур людей и животных, сделанных необыкновенно умело.

— Это скульптуры из облаков? Или из дыма? А может быть, это особые лазерные картины? — Тараторила Обби, почтительно-робко облетая таинственные фигуры и рассматривая их удивлёнными расширенными глазками.

Фигуры были, и правда, очень занятны. Под самым потолком в одном хороводе, медленно вращающимся, кружились большие бабочки с причудливым разрезом крыльев, рыбки с изогнутыми длинными хвостами и совсем крохотные птички. Под ними огромный орёл хищно гнул шею — он с нетерпением ждал жертву. Неподалёку от него плавали две злобных гиены, дожидаясь поживы. Голубоватой гигантской позёмкой стелилась над полом стая волков. Огромная щука, изогнувшись кольцом, будто спала в воздухе. Солдаты в париках и треугольных шляпах, с мушкетами наперевес неразлучно плавали с открытыми ртами, какая-то бравая песня замерла на их губах.

— Ой! — Обби с восторгом забила крыльями. — Сюда можно забраться! — Она нырнула в хищного орла, как в гнездо, и расправила свои крылья в внутри его прозрачных крыльев. — Я теперь царь птиц!

Не долго думая, Тим «надел» на себя фигуру плавающего поодаль толстого пирата с костяной ногой и, дурачась, рявкнул уже изнутри:

— Тысяча чертей на сундук мертвеца! — Его голос прогудел, как из бочки.

— Подождите! — Испуганно замахал руками Родион. — Что вы делаете? — И попытался выдернуть за воротник Тима.