Тим Талер, или проданный смех (худ. Н. Гольц)
Шрифт:
— Да не мо-ожет быть! — расхохотался Тим.
— Ах вот как, ты надо мной смеешься, шалопай!
Раздался звонок, и госпожа Рикерт попросила Тима пойти посмотреть, кто пришел. Это был рыжий бой из отеля: обливаясь потом, он стоял перед дверью с чемоданами в руках.
— Мне велели передать вам ваши вещи, господин Талер, — сказал он, расплываясь в улыбке.
— Еще вчера вы называли меня мистером Брауном! Откуда же вы сегодня узнали, кто я такой?
Бой снова широко улыбнулся:
— А вы что, газет не читаете?
— Ах вот оно что!
Тим немного смутился.
— Можете с чистой совестью оставить это себе, господин Талер. Я могу заработать кучу денег в газете, если расскажу, как я вчера вечером отвлекал шпика. Можно мне это сделать?
Тим рассмеялся:
— Давай, раз тебе уж так не терпится.
— Большущее спасибо! Внести чемоданы?
— Спасибо, это уж я сам сделаю. Только не рассказывай в газете приключенческих романов.
— А на что? В этом нет никакой нужды. История и без того очень захватывающая! — Он снова протянул Тиму руку. — Итак, еще раз желаю удачи, Тим!
— Спасибо. Желаю удачи в газете!
Между двумя добрыми каменными львами смеющиеся мальчишки крепко пожали друг другу руки. Потом рыжий снова вскочил в машину, доставившую его из отеля, а Тим понес чемоданы в дом.
Еще в тот же самый день Тим отправился вместе с Джонни, Крешимиром и господином Рикертом к нотариусу — старому другу госпожи Рикерт, — и тот оформил документ, согласно которому пароходство «Гамбург — Гельголанд — Пассажирское», сокращенно называемое «ГГП», передавалось на равных правах во владение Джонни, Крешимиру и господину Рикерту. Правда, этот документ вступал и силу не сразу, так как необходимо было выполнить еще целую кучу всяких формальностей, а это требовало времени: ведь Тим теперь уже не был наследником миллионера. Но на все это должно было уйти не больше двух недель. Так, по крайней мере, сказал нотариус.
Сначала друзья Тима очень противились этому подарку. Но когда Тим заявил, что в таком случае он вынужден будет подарить пароходство кому-нибудь другому, они согласились. И даже не без радости. Господин Рикерт был еще достаточно бодр и крепок, чтобы принять дела в конторе старого Денкера на Шестом мосту, а Джонни и Крешимиру было, конечно, куда приятнее работать рулевым и стюардом на своих пароходах, чем на чужих.
Когда все четверо вышли из конторы нотариуса — она находилась поблизости от Главного вокзала, — Джонни спросил:
— А ты чем думаешь теперь заняться, Тим?
Тим показал рукой направо:
— Вон в том старом доме помещается кукольный театр. Он мой. Я превращу его в бродячий театр марионеток.
— Для этого тебе нужен автобус, — сказал Крешимир.
— И переносная сцена, — добавил Джонни.
— И это, — заключил господин Рикерт, — подарим тебе мы, малыш. Никаких возражений, а не то придется тебе получить назад свое пароходство!
— Ладно, согласен! — рассмеялся Тим и серьезно прибавил: — Как здорово, что у меня вас целых трое!
— И Селек Бай! — заметил господин Рикерт.
— И Селек Бай! — весело согласился Тим. — А вообще-то надо бы послать ему телеграмму!
И, не откладывая дела в долгий ящик, они составили телеграмму…
В далекой Месопотамии старый Селек Бай радостно улыбнулся, прочитав:
К черту маргарин тчк Смех получают задаром тчк Я получил его тчк Большое спасибо за содействие тчк
Ваш Тим Талер.
Так в этот день закончилась история, которая в этот же день только началась для читателей газет и журналов. Правда, читатели узнали ее по сообщениям журналистов и репортеров в таком виде, как те ее поняли, а надо сказать, что большинство из них не поняли ее вовсе.
Господин Рикерт снова стал директором пароходства, Джонни — рулевым, а Крешимир — стюардом.
Что касается барона Треча, то о нем в последнее время приходится слышать очень редко. Надо думать, что он почти все время проводит в полном одиночестве и в плохом настроении в своем замке в Месопотамии. Он стал, говорят, сторониться людей и даже побаиваться их, тем не менее он все еще превосходно ведет коммерческие дела и заключает блестящие сделки.
О Тиме известно очень мало. С уверенностью можно сказать только, что он вместе со старенькой госпожой Рикерт написал пьесу для кукольного театра, которая называется «Проданный смех». Затем он исчез из Гамбурга, и ни одному репортеру не удалось узнать, куда его занесло.
Правда, кое-какие следы Тима все же посчастливилось обнаружить. На кладбище в одном из больших городов Германии возле мраморной плиты на одной из могил кто-то положил венок, на ленте которого написано: «Я вернулся, когда смог смеяться. Тим».
Последние сведения о Тиме поступили из одной булочной-кондитерской того же города. Несколько лет тому назад туда явился какой-то очень вежливый молодой человек. В первый момент хозяйка кондитерской даже его не узнала. Но когда она спросила, что ему угодно, он вдруг состроил мрачную гримасу и пробормотал: «Я хочу ограбить директора водокачки, фрау Бебер!»
— Тим Талер! — воскликнула пораженная булочница.
Но молодой человек приложил палец к губам и сказал:
— Тсс! Не выдавайте меня, фрау Бебер, меня теперь зовут Энрико Грандицци, и я владелец самого веселого театра в мире — театра марионеток под названием «Ящик с маргарином».
— Ах, как забавно! — воскликнула фрау Бебер. — Я как раз вчера случайно попала на представление этого кукольного театра. Какой-то незнакомец прислал мне билет. А может быть, это… — Она пристально посмотрела на Тима. — А может быть, это был какой-нибудь знакомый?
— Может быть, — ответил молодой человек, и возле уголков его губ появились два веселых полукруга.
— Там как раз шла пьеса о проданном смехе, — продолжала фрау Бебер. — Очень хорошее представление! Столько разных мыслей приходит в голову! Все думаешь, думаешь…
— О чем же вы думали, фрау Бебер? — поинтересовался молодой человек.
— Да видишь ли, Тим… Сказать тебе откровенно, сперва мне было как-то не по себе… Жутковато… Зато уж в конце я хохотала до слез! И тут я подумала: «Кто смеется, с тем сам черт не сладит!»