Тимандра Критская: меч Эроса
Шрифт:
– Да, на Крите и в Спарте я не знал недостатка в приличных женщинах! – не унимался Панталеон. – А здесь, а Афинах?! Я отлично знаю законы и помню, что еще Солоном было запрещено порнам выбираться из Пирея и появляться в Афинах до захода солнца, а что я увидел?! Керамик, красивейший сад, где погребены герои, павшие за отечество, стал местом, где шлюхи ищут любовников! Я прошел там разок… девки пытались повиснуть на мне, хватали за руки, расхваливали свои умения, а некоторые принимали самые соблазнительные позы и умудрялись простоять так изрядное время, надеясь, что я клюну на их прелести. А стена Керамика вся сплошь
– Ты хочешь замужнюю женщину?! – изумленно выкрикнул один из гостей. – Ну, ты или смельчак, или безумец! Разве ты не знаешь, какое наказание полагается за прелюбодеяние?! Да и что умеют замужние жены? Только ноги раздвигать! С самой простенькой порной куда интересней!
Завязался спор. Некоторые гости – те, что попьяней, – поддержали Панталеона и начали, хохоча, обсуждать прелести мельком виденных на улицах или в храмах чужих жен, другие настаивали, что только благодаря диктерионам и свободным порнам можно давать выход неистовому мужскому темпераменту, иначе ни один эллин не будет знать, чьих детей он воспитывает, а женщинам будет постоянно грозить насилие.
Сделав вид, что ему понадобилось по нужде, Мильтеад вышел из пиршественной залы и окликнул своего раба, который служил ему с детства и был посвящен во все тайны хозяина.
– Немедленно позови Родоклею, – приказал он. – Немедленно, ты понял?
Раба словно ветром вынесло из дома, а Мильтеад неспешно направился в отхожее место.
Он едва успел закончить свои дела и выйти за ворота, как услышал приближающийся топот, а потом из темноты на свет привратных факелов явились две бегущие фигуры: раб Мильтеада тащил за собой дородную женщину, которая совсем запыхалась и еле удерживала то и дело съезжающий с головы парик.
– Господин, – с довольным видом склонился перед ним раб, и Мильтеад одобрительно похлопал его по плечу, а потом жестом отправил в дом.
– Господин, – пыхтя, поклонилась и Родоклея. – Что случи… что… что случилось?!
– Отдышись, – усмехнулся Мильтеад. – И поправь свой парик. Только побыстрей. У меня спешное и очень важное дело.
– Уж не вселился ли в тебя этим вечером Приап? – пристально взглянула на него Родоклея. – С чего это тебе так спешно понадобилась сводня в разгар пирушки, где полно аулетрид и танцовщиц, в любую минуту готовых возлечь с каждым из твоих гостей – порознь или со всеми вместе?
– Мне нужна твоя помощь, и, если все сладится, тебе не придется жаловаться на меня, – тихо сказал Мильтеад. – Но понимаешь, тут не совсем обычное дело… Мне этой ночью не нужна порна, мне нужна благочестивая супруга!
Большие голубые, некогда прекрасные, но до сих пор сохранившие яркость и выразительность глаза Родоклеи засверкали в свете факела, и Мильтеад понял что сводня с трудом сдерживает смех:
– Да ведь ты женат, господин мой!
– Перестань, у меня нет времени шутить, – буркнул Мильтеад. – Мне не нужна жена – мне нужна замужняя женщина! Вернее, не мне, а одному моему
– Ишь чего он захотел! – буркнула Родоклея. – Приличную гражданку ему охота! Да где же ее взять?
– Ты имеешь в виду, что в Афинах не найти ни одной приличной женщины? – не удержался от смеха Мильтеад. – Я слышал, что в Коринфе есть замужние женщины, которые изредка – когда их мужья уезжают по своим торговым делам! – надевают белокурые парики и идут в порт, притворяясь шлюхами и находя себе на ночь молодого пылкого мужчину, а то и нескольких. И денег с них не берут, а еще и платят им за удовольствие…
– Ну так ведь это Коринф, – неодобрительно сказала Родоклея. – А мы в Афинах… И что это за новости, будто женщина должна еще и платить любовнику?!
– Ты меня неправильно поняла, – покачал головой Мильтеад. – Этот человек, конечно, заплатит госпоже, с которой проведет время. Да еще и я приплачу…
Он умолк столь многозначительно, что ушлая Родоклея мгновенно насторожилась:
– За что? Что она должна сделать?
Мильтеад объяснил, что. И назвал сумму, которую получат Родоклея и женщина.
Сводня с шумом выдохнула воздух, не скрывая изумления и восторга, однако для порядка еще немного поторговалась – без особенной, впрочем, настойчивости, ибо цифра и так была впечатляющей. Они быстро обсудили кое-какие мелочи, а потом Родоклея убежала, а Мильтеад поспешил вернуться к гостям.
Впрочем, его отсутствия, кажется, никто и не заметил, поэтому он без помех перекинулся словом с Фаллеем, сыном Леонтиска, – с тем самым своим приятелем, который так негодующе взирал на Панталеона, – и верный друг едва не подавился от смеха, узнав, что задумал Мильтеад.
Теперь осталось лишь подстеречь подходящее мгновение.
Долго ждать не пришлось. Панталеон вдруг воскликнул:
– У вас уже языки заплетаются восхвалять добродетель афинянок. Хоть убейте – не могу поверить, что они все таковы. Неужто вы хотите сказать, что среди ваших знакомых нет ни одной, которая не желала бы гульнуть на стороне и не обращалась бы для этого к сводне?
Вот оно!
Мильтеад и его друг молниеносно переглянулись, и Фаллей вмешался в разговор:
– Чтобы узнать так это или нет, нужно спросить у какой-нибудь хорошей сводни.
– Да я и сам это понимаю, – с досадой ответил Панталеон. – Но вот беда – ни одной не знаю в Афинах! В Керамике ко мне лезли какие-то бабы, но они хотели подложить мне очередную шлюху. Мне нужна надежная сводня, которая сведет меня с приличной женщиной, лицо которой не напоминает старую палету мастера тахиографии, [32] как напоминает ее лицо порны!
– Почему бы тебе не обратиться к Родоклее? – усмехнулся Фаллей. – Это известная сваха и сводня. Я буду ей всегда благодарен – именно она помогла мне встретиться и с женой, и с любовницей. И я весьма доволен обеими! Подрастет сын – непременно направлю к Родоклее!
32
Палета (греч.). – палитра, тахиография (греч.). – фреска.