Тина и Тереза
Шрифт:
Конечно, Тереза меньше всего желала попасть в такую среду. Мужья у работавших с нею женщин были либо моряками, либо грузчиками в порту. У некоторых не было мужей (ушли в плавание и пропали, бросили семьи), другие вовсе не выходили замуж. Зато детей имели все, даже Глория, и никто — по одному ребенку. У Айрин и Глории — по двое, у Рут — трое, у одинокой Фани — четверо, у Джилли и Эвиан — по пять. У многих были еще родные — братья, сестры, племянники. Нередко все жили одной кучей.
Через три дня Айрин сказала Терезе, что хозяйка согласилась взять новенькую по рекомендации работниц кухни. Платить ей станут три шиллинга в неделю. Девушка чуть
Это выяснилось в первый же день, когда речь зашла о жизни.
В то утро Рут опять пришла побитая и в слезах. Так повторялось почти ежедневно, похоже, все к этому привыкли, сама женщина тоже. Она тяжело вздыхала, бранила и проклинала мужа, жаловалась на свою несчастную жизнь, но тем не менее изо дня в день волочила одну и ту же горькую ношу. Женщины каждый раз сочувствовали и поддакивали ей, однако ни одна еще не дала Рут совета, как избавиться от этих сводящих с ума проблем. Терезе казалось, что она. постоянно слышит скрип какого-то уныло катящегося вечного колеса.
Девушка долго терпела (дома ей говорили: нехорошо влезать в разговоры старших, да еще малознакомых людей), но сегодня решила, что настала пора вмешаться.
— Нужно уйти от него! — заявила она, поднимая голову от корзины с отходами, над которой чистила картошку. На Терезе было старое залатанное платье Айрин и чей-то рваный передник; волосы, перевитые длинной лентой, возвышались наподобие греческой прически. Карие глаза девушки ярко блестели, смуглые щеки заливал румянец.
Женщины разом смолкли: слышалось только шипение масла на сковородках, звон посуды, стук ножей да гул голосов в соседнем зале.
— Куда уйти? — спросила Фанни.
— Куда-нибудь. В другое место. Вообще уйти, бросить его!
— Некуда мне уйти, — сказала Рут. — Где взять денег на переезд? Где найти другую квартиру?
— Тогда его надо выгнать вон!
— Легко сказать…— вздохнула Джилли. Остальные внимательно слушали.
— У вас же есть брат, — продолжала Тереза, — попросите его помочь. Один раз сделайте над собой усилие, решитесь — сразу избавитесь от стольких проблем!
Рут, помолчав в сомнении, сказала:
— А как я одна троих детей выращу? У брата своя семья… Да и какой-никакой, а отец: иной раз слово скажет — они и слушаются.
— Да он же бьет их! — ужаснулась Тереза. — И вас бьет! Пропивает последнее…
— Это наши дела, — поджав губы, обиженно произнесла Рут, — сами разберемся. У других и таких мужей нет!
Так Тереза познала один непреложный закон: человек может все что угодно говорить о себе и своих близких, но не дай Бог то же самое промолвить постороннему!
Женщины переглянулись.
— Ты еще молодая, — сказала Терезе Джилли, — жизни не видала. Так бывает: к чему прирастешь, то отрывается с твоим же мясом и кровью!
— Так что — терпеть? — Тереза, не сдержавшись, даже привстала. Эти женщины, кажется, совсем не способны на бунт, ни внутренний, ни внешний. Надо бороться или (она вспомнила Фей и Дорис), если такой возможности нет, бежать прочь! — Вы позволяете так обращаться с собой, вот вам и достается!
— А нашего позволения никто не спрашивает, —
— Заставьте спрашивать!
— Легко сказать, — повторила Джилли. — Драться нам с ними, что ли?
— Я же сказала — бежать!
— А куда? Денег-то нет…
Тереза замолчала. Она никогда не умела спорить и сейчас поняла, что только разбередит себе душу, но никому ничего не докажет. Может, и не стоит? В конце концов, они сами выбрали себе этот удел и ничего не пытаются изменить. А она попытается! Пока, правда, вместо работы на виноградниках получила место на кухне, но ведь это только начало! Женщины говорят: «Вот выйдешь замуж, родишь ребенка, тогда мигом забудешь о том, что на свете существуют книжки да разные глупые занятия!» Они так думают, но на самом деле она никогда не выйдет за простого матроса, чтобы потом народить кучу детей, терпеть пьянство и оскорбления мужа, унижение и нужду! Не останется навек на кухне! Недаром сказано: «Каждому воздастся по его вере». Именно на долю тех, кто надеется на лучшее, добивается, верит, выпадают самые светлые дни. Какова мера веры, таково и воздаяние. Придет время, и она, Тереза Хиггинс, примет из рук судьбы алмазный венец успеха. Конечно, в нем не будет нескольких звезд, ведь и она не во все верит. Например, в то, что встретит «принца» (так всегда говорила Тина), но это не самое главное.
— Я вообще не выйду замуж! — произнесла девушка вслух, — не хочу!
И тут же испугалась услышать в ответ: «А тебя никто и не возьмет!»
Но женщины ничего не сказали.
— Ну нет! — возразила Айрин. — Можно многие годы запирать свое сердце, и все же придет момент, когда кто-нибудь ворвется туда, не спросясь, и тогда ничего не сможешь с собою поделать! — И добавила:— Тем более ты такая симпатичная…
Тереза стрельнула в нее взглядом. Что?! Симпатичная? Айрин смотрела с улыбкой, но без насмешки, никто из женщин не возразил…
Девушка опустила голову, не решаясь что-либо произнести. Бог с ними! Пусть думают, что хотят!
В конце недели Тереза получила свои жалкие три шиллинга и оказалась перед единственной возможностью провести выходной день в пустой кухне и каморке-чулане, благо женщины оставляли ей ключ.
Айрин, пожалев девушку, пригласила ее в гости. Она жила недалеко от кафе, на соседней улице в маленькой комнатке одноэтажного, вросшего в землю дома. Смежные помещения занимали родственники.
Айрин угостила девушку чаем, засахаренными каштанами и хрустящими лепешками, познакомила с дочерью и сыном. Дети Айрин понравились Терезе: малышка с красивым именем Делайла была вылитая мать, с такими же светло-рыжими локонами и голубыми смышлеными глазками, а сын Кристиан оказался темноволосым очень серьезным мальчиком, внимательным и послушным — он помогал матери накрывать на стол, а немного погодя — мыть посуду. Айрин держалась с детьми ласково и, судя по всему, легко справлялась с ними.
В комнатке было чисто: стены аккуратно выбелены, на полу лежал лоскутный коврик. Занавески, покрывало на кровати и скатерть сияли белизной. И на такой женщине не хочет жениться какое-то ничтожество Аллен!
Тереза не сочла возможным высказаться на эту тему, тем более что нашлись и другие вопросы — не менее важные.
— Айрин, — робко начала девушка, — ты сказала, что я симпатичная… Меня все считали некрасивой!
Айрин подсела к ней.
— Да что ты! Ты правда симпатичная! Глаза большие, губки аккуратные, на голове целое богатство — любая позавидует!