Тингль-Тангль
Шрифт:
Васька не стала устраивать скандал (хотя могла бы) и не покалечила мастера, гы-гы, татуажа (хотя могла бы), она просто сказала ему: «Чтоб ты сдох», и гордо покинула салон. Некоторое время горе-мастер бежал за ней и высказывался в том духе, что пятилистник – это совсем неплохо и ненамного хуже, чем крылатый солнечный диск, и что сам по себе такой пятилистник означает тайны пола, и что он передает скрытые значения и скрытую сущность вещей.
Со временем Васька привыкла к пятилистнику и больше не мечтала избавиться от него, и даже
О татуировках Ямакаси не скажешь, что они прелестны. Их слишком много, они перетекают друг в друга и иногда противоречат друг другу, невозможно выявить, что доминирует в этом сообществе: геометрические узоры, растительные узоры или стоящие особняком символы (крылатого солнечного диска среди них нет).
Васька почти уверена: в необычных татуировках Ямакаси зашифровано нечто, что помогает ему летать, а значит, помогает летать самой Ваське…
А может, в них нет ничего такого, и то, что делает с крышами и со своим телом Ямакаси, – не совсем полет. А хорошо рассчитанная, проверенная многолетними тренировками цепочка трюков.
Голая акробатика.
Впрочем, все это не так уж важно.
Железные холмы редко бывают пустынны, они скрывают в своих складках определенное количество самых разнообразных персонажей, из наиболее часто встречающихся:
– романтически настроенные влюбленные парочки с неизменным шампанским и пластиковыми стаканчиками к нему
– психоделически настроенные бомжи с неизменной жидкостью для очистки стекол
– настроенные на премиальные кровельщики, трубочисты и установщики спутниковых антенн
– молодые люди с гитарами и пивом
– нудисты с детективами в мягких обложках
– абитура с учебниками в твердых обложках
– потенциальные самоубийцы
В основном все они – милейшие люди, улыбчивые и открытые; на Ямакаси они реагируют, как реагировали бы на появление в воздухе покойного дирижабля «Италия», открытой платформы с президентом РФ или выездной лавочки секс-шопа:
хлопки, свист, одобрительное улюлюканье.
Иногда в тело крыш бывают вмонтированы мансардные окна, и нужно помнить еще и об этом, чтобы не влезть в историю.
В тот раз они тоже обнаружили мансардное окно.
Вернее, обнаружил его Ямакаси, Попадись окно на Васькином пути – она бы просто обошла его стороной.
Ямакаси, как обычно, то исчезал, то появлялся в поле ее зрения, расстояние между ними всегда остается одним и тем же. А теперь оно сократилось до минимума: так бывало всегда, когда свободный полет Ямакаси прерывала слишком широкая улица или площадь, или река.
Но ни площади, ни реки за ближайшим кровельным обрывом не было.
А Ямакаси сидел на корточках посередине уходящей под горку крыши и рассматривал что-то под ногами.
Как ему только удается всегда сохранять равновесие?подумала Васька.
Самой опасной частью полетов были именно остановки, – постоянное движение, напротив, давало определенную устойчивость.
– Эй! – крикнул Ямакаси. – Иди-ка сюда, кьярида. Я кое-что нашел!
«Кое-что» оказалось мансардным окном, каких они за последние недели перевидали как минимум десятка полтора. Но это, в отличие от остальных, было приоткрыто.
– Не хочешь зайти в гости? – спросил Ямакаси.
– С чего бы это? – удивилась Васька.
– Просто так.
– Не думаю, что это хорошая идея…
Очевидно, у них были разные представления о хороших идеях: Ямакаси не торопился отлипать от окна.
– А я бы зашел, – задумчиво сказал он.
– Во-первых, слишком узкая щель. Сюда и кошка не пролезет, – это было явным преувеличением: кошка пролезла бы вовнутрь наверняка.
Ямакаси поскреб подбородок и легонько толкнул алюминиевую раму. Она тотчас же приподнялась и стала перпендикулярно плоскости окна. Теперь в помещение за окном можно было бы протащить не только кошку, но и животное покрупнее: бойцового пса или самого Ямакаси.
– А так? Пролезет?
– Послушай, мы даже не знаем, есть кто дома или нет. Мы не знаем, что это за дом… Вдруг нас примут за воров?
– Тебя это смущает?
Чудесная птица Кетцаль пользуется малейшей возможностью, чтобы продемонстрировать полное отсутствие понятий о том, что есть хорошо и что есть плохо. Границу между добром и злом, проходящую по душе Ямакаси, никто не охраняет: погранотряды распущены, контрольно-следовая полоса затоптана, колючая проволока на ней проржавела, истончилась и порвалась.
Ваську это нисколько не напрягает.
– Меня ничто не может смутить, ты же знаешь.
– Вопрос с хозяевами решается в течение двух секунд, – наставительно сказал Ямакаси и постучал костяшками пальцев в стекло.
В комнате внизу не наблюдалось никакого движения. Перед глазами Васьки проплывали отдельные ее детали: широкая низкая тахта, покрытая клетчатым пледом, такое же низкое кресло, пустой письменный стол справа, стеллаж с какой-то аппаратурой слева, огромный плакат над тахтой.
Что изображено на плакате – неясно.
– Видишь, никого нет дома.
– Не факт, – Васька все еще осторожничала. – Что, если хозяин принимает ванну? Хороши же мы будем, если он нас застукает.
– Хорош будет он, – парировал Ямакаси. – Мы хотя бы одеты. Идем?
– Я подожду тебя здесь…
Он уже не слушал Ваську, так ему хотелось оказаться внутри. Через мгновение он уже стоял в комнате, оглядываясь по сторонам.
– Ну что?
– Пока тихо. Пойду осмотрюсь.
Его не было около минуты, и всю эту минуту Васька ждала приглушенных криков, стука падающих предметов и тел, звона чего-то бьющегося – в случае, если Ямакаси застанет хозяина (хозяйку) пьющими чай на кухне, и хозяин (хозяйка) окажутся слабонервными. Наконец Ямакаси снова появился в комнате и махнул Ваське: