Тингль-Тангль
Шрифт:
(хотя в последнем случае они, как правило, употребляют обтекаемое – «не совсем удачный»).
Именно эти фразы Васька и вываливает перед Ямакаси, скрепив их для надежности абстрактным Schlagsahne– Zucker– Mitch [37] и добавив леворадикальное «шайзе».
– Что я произнесла, а?
Васька почти торжествует, но ухватить птицу Кетцаль за самоуверенный
37
Сливки-сахар-молоко (нем.).
– Думаю, это просто набор слов, – после недолгого раздумья говорит Ямакаси.
– Немецких слов, – уточняет Васька. – Может быть, переведешь хоть одно?
– С чего бы это мне их переводить? Решила меня проверить?
– Не тебя. Тобиаса Брюггеманна.
На лицо Ямакаси набегает тень, и без того узкие глаза сужаются еще больше, скулы подтягиваются к уголкам рта: секунда – и он ударит Ваську или того хуже: сомкнет железные пальцы на Васькиной шее. Бедные шейные позвонки, их остается только пожалеть.
Японец, выдающий себя за казаха, зажмурив глаза, думает Васька, – средневековый японец. Актер театра Кабуки в маске разгневанного демона; она смотрела колоритный сюжет о Кабуки вполглаза, а нужно было отнестись к нему с гораздо большим почтением.
– Ладно, ладно. Ты меня поймала!.. – если он и рассердился, то на какую-то минуту, не больше, а теперь – хохочет. – Я всё это придумал. Развел тебя, как ребенка, а ты и купилась!
– Всё?
– Ну, не совсем все… Но про официантку, рыболовные крючки в щеке и шестнадцать жертв – придумал. Тут у тебя с ума сойдешь, среди этих чертовых памятников. Может, выкинем хотя бы половину барахла? А то здесь народу столько, что яблоку упасть негде, чувствуешь себя как на митинге обманутых вкладчиков.
– Может, и выкинем половину, – соглашается Васька. – А лучше сразу всех. Сдадим оптом в музей городской скульптуры.
– Отличная идея.
– А календарь? А сигареты? Все, что ты рассказал о них, тоже розыгрыш?
– Нет, это-то как раз правда.
– Какая из правд?
– Слушай, их забыли на столике в кафе, а я подобрал. Вот и все.
– Значит, их забыл не скульптор? – Васька совсем запуталась.
Ямакаси обнимает Ваську за шею, притягивает к себе и шепчет на ухо:
– Нет. И ему не сорок пять, и у него нет близко посаженных глаз и нет бородавки на щеке. Но это не значит, что Тобиаса Брюггеманна не существует.
Васькино ухо мгновенно покрывается ледяной коркой. Тобиас Брюггеманн скользит по ней на коньках, беспечно заложив руки за спину: коньки привязаны к тобиасовым башмакам куском веревки, впереди него – канал, позади – собаки и мельницы, а сверху – птицы. Все как на картинах художника Брейгеля, Васька тоже видела о нем сюжет. Или даже целый фильм.
По каналу «Культура».
Если Ямакаси будет так настойчив в упоминаниях Тобиаса Брюггеманна, то рано или поздно она увидит по телевизору и его.
Шайзе!
– На календаре есть схема метро.
– И что?
– Мне нужно знать, в каком городе находится это метро.
– А там разве не указано?
– Я просто прошу тебя объяснить. Ты ведь носил этот календарь с собой.
Она настойчиво сует календарик в руки Ямакаси. Тот смотрит на него ровно секунду, потом поворачивается к Ваське и аккуратно касается кончиками пальцев ее подбородка. В глазах его – легкий налет сострадания, или Васька ошибается?
Так и есть: сострадание и еще что-то.
Любопытство. Удовлетворенность происходящим.
И снова – обычная для Ямакаси пустота.
– Вообще-то здесь нет никакого метро. Только дом и деревья…
– О чем ты говоришь?
– Сама посмотри. Дом и деревья.
Он прав.
Стоит только вернуть себе календарь, чтобы убедиться в этом. Размеры календарика не изменились ни на миллиметр, это по-прежнему пластиковый прямоугольник с зажеванными краями. Но вместо линий (черной, синей, желтой, красной) на нем пропечатан пейзаж: цветные холмы, строй пирамидальных тополей и вдали, на вершине одного из холмов, – дом под плоской черепичной крышей.
Замечательная картинка.
Тем более что она уже видела ее и даже мечтала попасть внутрь.
Местность называется Тоскана, это в Италии.
Впервые она узнала о Тоскане (как узнала о многом другом) из телевизионной программы. Да нет, это был фильм, романтическая баллада об одной американке, купившей дом в Италии; перипетии сюжета не так уж важны, а вот дом Васька запомнила.
Она хотела такой же тосканский дом, какой был в фильме.
Она хотела такой же сумасшедшей красоты мотоцикл, какой был в другом фильме.
Она хотела так же бродить с большой собакой по берегу моря, как это было еще в одном фильме.
Слишком много препятствий, чтобы осуществить хотя бы одну из этих идей, к тому же героиня фильма про дом в Тоскане была писательницей и уж наверняка не страдала редкой психологической особенностью, которой страдает Васька.
Все дело в дислексии.
Она – причина всех Васькиных несчастий. И еще – сестра. Ведьма. Паук.
Всякий раз отправляясь по невидимой дороге от тосканского дома до берега моря (с большой собакой, лающей на волны), Васька натыкается на паука, паук не дает ей сделать и шага, то и дело напоминая: ты беспомощна, ты беспомощна, ты беспомощна.
А у самого паука тем временем все в полном порядке.
Васька уверена – будь с ней рядом любой другой человек, а не блаженная дурочка… не будь с ней рядом вообще никого – все обернулось бы по-другому.
Много лучше.
Почти счастливо.
Ямакаси что-то говорит, следовательно – нужно ответить ему и прекратить, наконец, снова и снова падать в бездну своей ненависти к пауку.
– Что с тобой происходит, кьярида?
– Ничего. Здесь и правда сфотографирован дом. Наверное, я просто спутала календарики, у меня их накопилось с десяток. Валяются по всей мастерской…