Тиран моей мечты
Шрифт:
— Ладно, тогда вкратце. Плагиат — это присвоение авторства.
Когда один человек что-то, допустим, написал, а другой это опубликовал под своим именем. Все произведение или его часть — это уже детали. Понятно? — Да.
— Я очень рад, что вам понятно, — хмыкнул Назар Миролюбович. — Но это вы лукавите. На самом деле в случае с плагиатом ничего и никому не может быть понятно до конца, потому что творческий процесс — это вам не строящийся дом, где вы можете по смете проверить, сколько стоили кирпичи и кто именно их купил. И вот наш Андрей Мельников написал
— Возьметесь? — поинтересовалась я тихо, пытаясь рассмотреть документы, лежавшие у Черного на столе.
Кажется, это был результат лингвистической экспертизы.
— Скорее всего, — кивнул Назар Миролюбович. — Хотя это будет непросто.
— Ну… — протянула я. — Непросто — это же не невозможно… Таню Гртотер ведь признали плагиатом в итоге… — Кто это вам сказал? — спросил Черный резко, подняв брови.
Он явно выглядел недовольным, словно я брякнула глупость.
— Кажется, я это читала… Не помню.
— Читали, — он презрительно скривился. — Ну да, наши журналисты ни в чем не разбираются, а туда же — статьи, заголовки, сенсации. Не было там слова «плагиат», Тина. Суд в Нидерландах запретил эту книгу к изданию в Голландии, но без подобной формулировки. История там была такая.
Несколько профессоров-консультантов разных национальностей зачитали обе книги до дыр и в итоге пришли к выводу, что российский автор копирует сюжетные линии Роулинг. Однако копирование сюжетных линий — это не плагиат. Я, конечно, не литературовед, но я назвал бы это литературным паразитированием. В общем, если следовать букве закона, никто так и не написал слова «плагиат» по отношению к Тане Гртотер.
Я слушала Черного с открытым ртом.
— А почему же тогда запретили?..
— Потому что Голландия — не Россия, — отрезал Назар Миролюбович. — Если у нас в законе написано, что от сих до сих тридцать два пельменя, так суд и постановит — да, тридцать два, и не пельменем меньше.
Я хихикнула от этой забавной аналогии.
— В общем, я не уверен, что мы с Мельниковым чего-либо добьемся. Но попробовать можно. Я, знаете ли, — тут Черный посмотрел на меня как-то странно, — люблю сложные задачи.
Этот договор об обмене услугами Назар Миролюбович в итоге довел до абсурда. Я иногда спрашивала его о чем- нибудь, что в общем-то формально не относилось к моим обязанностям, и в ответ получала: «А завтра будут печеньки?» И в один прекрасный день — примерно через неделю после того как мы говорили про Мельникова и плагиат — я принесла печенье сама по себе, без всякого напоминания накануне.
Черный был этим фактом очень доволен.
Я, кстати, уже научилась понимать, когда он доволен, а когда нет, хотя его лицо не всегда значительно менялось, по большей части оставаясь обычной холодной и высокомерной маской. По крайней мере мне так казалось поначалу, но потом я смогла увидеть разницу. Разница эта была невелика, но она была. И я даже не знаю, в чем… То ли морщины на лбу разглаживались, то ли уголки губ приподнимались. А может, все сразу.
Однажды вечером меня неожиданно поймал возле выхода из офиса Вячеслав. Красивый такой, не в костюме только, а в джинсах и кожаной куртке — резкий контраст с его братом.
Назар Миролюбович ходил осенью по улице в черном кашемировом пальто.
И я бы подумала, что Вячеслав пришел к брату, но… небольшой составной букет в его руке не мог быть предназначен Черному-старшему.
— Добрый вечер, Тина, — обворожительно улыбнулся Вячеслав.
— Добрый, — ответила я осторожно, попой ощущая неприятности. И они не замедлили последовать.
— Позвольте пригласить вас в ресторан, — сказал мужчина, делая шаг вперед и протягивая мне цветы. — Я знаю неплохое местечко неподалеку отсюда. Поужинаем вместе? Нет уж. Встречаться с братом своего начальника — плохая идея.
— Прошу прощения, — проговорила я вежливо, — но я не могу.
Очень тороплюсь домой.
— Да ладно вам, Тина, — продолжала улыбаться эта обаятельная копия Назара Миролюбовича. — Это не займет много времени. Проведите со мной час, а потом я отвезу вас домой.
Честно говоря, мой опыт по отшиванию мужчин был весьма скуден. И я решила прибегнуть к самому верному способу.
— Я не могу, Вячеслав. Мне нужно ехать к дочери.
Улыбка Черного-младшего чуть дрогнула, но не растаяла окончательно.
— У вас есть дочь, Тина? — Есть, — охотно кивнула я. — Юля. Ей три года.
И тут он улыбнулся еще шире.
— А хотите, я ее нарисую? Я онемела. Реально онемела. Стояла, хлопала глазами и не могла открыть рот.
И тут открылась входная дверь, выпуская на улицу Назара Миролюбовича.
Брови начальника поползли вверх, когда он увидел меня и Вячеслава, в руках у которого до сих пор красовался букет цветов.
— Кристина? Да, давненько он меня Кристиной не называл. Чую, завтра полетят клочки по закоулочкам. А может, даже и сегодня… — Слава? Что это значит? — Это значит только то, что я считаю твоего секретаря очень привлекательной женщиной и собираюсь пригласить на ужин, — отчеканил Вячеслав, становясь на пару секунд похожим на своего старшего брата. — Ее рабочее время окончено, и она вольна делать, что хочет.
— Н-да? — Назар Миролюбович перевел взгляд на меня. — И чего же вы хотите, Кристина? Голос был полон насмешки. Этого еще не хватало! Вячеславу развлечение, а мне с Черным-старшим работать! — Я хочу домой, — ответила я твердо. — К дочери. Хорошего вечера, Вячеслав. До завтра, Назар Миролюбович.
Развернулась и почти побежала к метро, оставив братьев разбираться друг с другом.
На следующий день я ожидала взбучки, и утешало меня только то, что это была пятница. Взбучки в пятницу переносятся как-то легче, чем в остальные дни недели.