Тиран
Шрифт:
— Фаилл из Мегары, отец новобрачной, подарил всем торговцам в городе по штабелю дров, — объяснила женщина, — и велел им зажечь их по его сигналу, в тот момент, когда жених понесет новобрачную в опочивальню. Эти огни — пожелание пылкой, неугасимой любви.
Арета огляделась, любуясь великолепной картиной, представшей ее взору, и почувствовала, что ее охватывает страстное томление.
Теллий взглянул на жену, потом на Арету, в глазах которой стояли слезы, покачал головой и проворчал:
— Ах, женщины!
Но понятно было, что его занимало совсем другое и что в голове его проносятся тревожные мысли.
Филист взял его под руку и проговорил, стараясь отвлечь от грустного:
— Я слышал, что в твоем доме подают самое лучшее вино в Акраганте, но до сих пор даже и не видел его.
— Ах да, конечно, — ответил Теллий, словно пробуждаясь ото сна. — Предоставим женщинам упиваться праздником, а сами разопьем этот прекрасный напиток. Можем поужинать в саду. В эту пору приятнее находиться на воздухе.
Они расположились под портиком, и хозяин дома велел принести самого лучшего вина, до того как подадут ужин. Филист наблюдал за тем, как хозяин оценивал цвет и аромат драгоценной жидкости, налитой в кубок тончайшей работы, украшенный изображениями танцующих сатиров. И когда Теллий встал, чтобы выпить за своего гостя, и поднес кубок к губам, стало очевидно, что он очень высоко ценит статусные блага.
Принесли свежий хлеб и блюда, заполненные мясом и овощами, и все принялись за еду.
— У тебя нет причин для беспокойства, — заметил Филист, не преминув сделать несколько глотков вина.
— На самом деле я и не беспокоюсь. Просто жаль расставаться с этой девушкой: она так мила и прелестна. Мне будет недоставать ее дерзости, порывистости и очарования. Ты ведь видел, как бесцеремонно она встряла в спор о политике, что, конечно же, не красит женщину и тем более девушку.
— У тебя есть дети, Теллий?
— Увы, нет.
— Жаль. Ты был бы отличным отцом.
— Напротив, ужасным. Я бы их баловал, как разбаловал эту маленькую озорницу. — Он сделал еще глоток вина и с аппетитом принялся за еду. После того как они расправились с тем, что находилось на блюдах, он велел принести еще сваренные вкрутую яйца, сыр и оливки. — Я слишком много ем, — вздохнул он. — И продолжаю толстеть.
— Но ведь не это тебя беспокоит, если я правильно понял.
— Я опасаюсь, что карфагеняне вернутся.
— Я так не думаю. С чего бы? Они удовлетворили жажду мести и собрали богатую добычу. Они торговцы, им хочется вернуться к своим товарам и не терпится избавиться ото всех этих наемников. На них ведь растрачиваются огромные средства.
— Теперь пограничным городом стал Акрагант, — продолжил Теллий, словно не слышал слов Филиста.
— Это не значит, что они на него нападут.
— Как раз наоборот. Скажи мне: что, по-твоему, делает Дионисий в Мессине?
— Помогает беженцам, а это дело хлопотное.
— Возможно, но наверняка он там ввязался в какую-нибудь авантюру. Ходят слухи, что многие из уцелевших граждан Гимеры готовятся нанести ответный удар. И если они на это пойдут, можешь быть уверен в том, что Дионисий будет с ними. Он — горячая голова, увлекающийся, дерзкий, ему не по себе, если нет драки…
— Храбрый мечтатель, патриот, может быть… герой? — закончил его мысль Филист.
— И тем не менее карфагеняне не останутся в долгу, если их спровоцируют.
— Исключить такой расклад событий в самом деле нельзя, но вовсе не обязательно, что это случится. Ведение войны связано с большими затратами, как ты только что заметил.
— Когда вы завтра собираетесь двинуться в путь? — спросил Теллий.
— Рано, с первыми лучами солнца.
— Отлично. Я приду проводить вас, хотя и ненавижу прощания. Я велел приготовить тебе постель. Слуги проводят тебя в спальню. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Теллий, — ответил Филист, затем встал и, сопровождаемый слугой, держащим светильник, отправился в свои покои.
Теллий остался один, задумчиво наблюдая за свадебными огнями. Когда они один за другим погасли, весь город погрузился во мрак.
Попрощались у входа в дом. Арета обнялась с Теллием и его женой. Ей самой казалось, что она не хочет с ними разлучаться.
— Если бы вы могли знать, какие чувства царят в моей душе в это мгновение, — проникновенно сказала она, — то поняли бы, как сильно я вас люблю и как я вам благодарна за то, что вы обращались со мной словно с дочерью. Я бы что угодно отдала, чтобы иметь возможность отплатить вам за вашу щедрость.
— Избавиться от тебя — это уже кое-что: ты несносная сумасбродка… — начал Теллий, чтобы не заплакать.
Услышав это, Арета принялась смеяться сквозь слезы:
— Ну, этого-то вы добились — счастливо оставаться, толстячок!
— И тебе удачи, малышка, — ответил Теллий, и глаза его блестели от слез.
— Я буду посылать тебе весточки, — заверил его Филист на прощание и отправился вместе с девушкой в Южный порт, уже открытый в этот час. Они прошли меж огромных гробниц, стоявших по обочинам дороги. Арета, указывая на них своему спутнику, рассказывала ему о знаменитых атлетах, философах и великих правителях, там похороненных, — все это она узнала во время своего пребывания в городе. Время от времени они оборачивались, чтобы еще раз взглянуть на акрополь, освещенный лучами зари, на крыши и акротерии храмов, возвышавшихся над стенами, а тем временем с самой высокой башни трубач возвещал о восходе солнца.
Когда они сели на корабль и тот отчалил от берега, их глазам предстало еще более прекрасное зрелище храма Афины на акрополе и других культовых сооружений на холме, как бы парящих над городом и словно рукой бога вознесенных в небеса. Хорошо было видно и строящееся святилище Зевса. Поражал его грандиозный фронтон с рядом мрачных фигур — титанов, держащих на своих плечах монументальную крышу.
— Ты действительно считаешь, что городу грозит опасность? — спросила Арета.
— Нет, я вовсе так не думаю, — ответил Филист. — Акрагант неприступен.