Тиран
Шрифт:
От него несло мочой, рвотой и потом. Они поравнялись с ним. Человек не спал: глаза открыты, взгляд плывет.
Кальк с глубоким презрением посмотрел на него.
— Скиф. Отвратительный народ. Уродливые, вонючие варвары. Никто не может говорить на их языке. Из них не получаются даже хорошие рабы.
— Я думал, они опасны.
Киний с интересом разглядывал пьяного. Ему казалось, что в Ольвии будет много скифов, но всадников и опасных противников. Этот совсем не похож на воина.
— Не верь им. Они быстро пьянеют, не могут
Кальк пошел дальше, и Киний последовал за ним. Ему хотелось получше разглядеть варвара, но Кальк больше им не интересовался. Оглянувшись, Киний увидел, что пьяница неуверенно встает и тут же снова падает. Кальк завернул за угол, и Киний потерял скифа из виду.
На симпосии он много услышал о скифах: почетный гость, он сам предлагал темы для беседы. Вино текло рекой; в принятом порядке сменялись девушки-флейтистки и рыбные блюда; люди постарше сдвинули ложа, чтобы поговорить и дать возможность молодым заигрывать с девушками. Глядя на черноглазую флейтистку, Киний на мгновение почувствовал сожаление, что и его теперь считают достаточно пожилым, чтобы включить в число участников беседы, но тоже подвинул ложе и, когда его спросили, предложил рассказать ему о скифах, живущих на равнинах к северу от города.
Изокл взял у раба кувшин с вином и посмотрел на Киния.
— Ты ведь не предлагаешь нам пить по-скифски? Неразбавленное вино?
Молодежь хотела неразбавленного вина, но победило мнение старших, и вино разбавили: на одну часть вина две части воды.
Пока Кальк смешивал питье, Изокл задумчиво заговорил:
— Конечно, они варвары. Очень суровые люди — буквально живут в седле. О них много писал Геродот. У меня есть список, если хочешь, можешь почитать.
— Для меня это честь, — ответил Киний. — Мальчиками мы читали Геродота, но тогда я и не думал, что окажусь здесь.
— Главное в них то, что они ничего не боятся. Они говорят, что они единственные свободные люди на земле, а мы, все остальные, — рабы.
Кальк презрительно фыркнул.
— Как будто нас можно принять за рабов!
Изокл, один из немногих, кто не боялся вызвать неудовольствие Калька, пожал плечами.
— Можешь отрицать, если хочешь. Анархий — говорит тебе что-нибудь это имя?
Киний почувствовал себя снова в школе: он сидит в тени дерева, и его расспрашивают о прочитанном.
— Друг Солона, философ.
— Скифский степной философ, — сказал из глубины комнаты Филокл. — Говорил очень степенно.
Его шутку встретили смехом.
— Он самый, — кивнул Изокл Филоклу. — Он говорил Солону, что афиняне — рабы своего города, рабы стен Акрополя.
— Вздор, — сказал Кальк.
Он пустил чаши с вином по кругу.
— О нет, совсем не вздор, позвольте вам сказать. — Филокл опирался на локоть, длинные волосы падали ему на лицо. — Он имел в виду, что греки — рабы своего представления о безопасности: необходимость постоянно защищаться лишает нас той самой свободы, которой мы так гордимся.
Изокл кивнул:
— Хорошо сказано.
Кальк яростно покачал головой.
— Ерунда! Ахинея! Рабы даже не могут носить оружие — им нечего защищать, и они никого не могут защитить.
Филокл подозвал виночерпия.
— Эй ты, — сказал он. — Сколько у тебя в сбережениях?
Раб средних лет застыл.
— Отвечай, — сказал Изокл. Он улыбался.
Киний понял, что Изокл не просто готов прищемить Кальку хвост — он наслаждается этим.
Раб опустил голову.
— Точно не знаю. Пожалуй, сто серебряных сов.
Филокл взмахом руки отпустил его.
— Вот вам доказательство. Я только что отдал все свои сбережения Посейдону. У меня нет ни совы, и эта чаша вина, дар высокочтимого хозяина, оказавшись у меня в желудке, станет всем моим достоянием. — Он выпил вино. — Теперь это все мое богатство, и так будет еще какое-то время. У меня нет сотни серебряных сов. А у этого раба есть. Отобрать их у него?
Кальк стиснул зубы. Как хозяин раба, он, вероятно, мог претендовать на все его деньги.
— Нет.
Филокл поднял пустую чашу.
— Нет. На самом деле ты помешаешь мне это сделать. Похоже, у этого раба есть собственность, и он готов защищать ее. Именно это говорит о нас Анархий. В сущности он говорит, что мы рабы, поскольку нам есть, что терять.
Изокл с легкой насмешкой захлопал в ладоши.
— Тебе следовало бы быть судьей.
Филокл, явно неуязвимый для насмешек, ответил:
— Я был им.
Киний отхлебнул вина.
— Так почему свободны скифы?
Изокл вытер рот.
— Лошади и бескрайние равнины. Они не столько защищают их, сколько бродят там. Когда царь царей выступил против них, они просто растаяли перед ним. Ни разу не вступили с ним в битву. Отказались защищаться, потому что им нечего было защищать. И в конце концов он потерпел полное поражение.
Киний поднял свою чашу.
— Это я помню из Геродота. — Он задумчиво повертел вино в чаше. — Но этот человек сегодня на улице…
Он помолчал.
— Ателий, — подсказал Изокл. — Пьяный скиф? Его зовут Ателий.
— У него на одежде целое состояние в золоте. Значит, им есть что защищать.
Беседа становилась скучной: купцы заспорили о происхождении скифского золота. После новой чаши вина они принялись вести шутливый научный спор о подлинности истории аргонавтов. Большинство было согласно с тем, что золотое руно существует; спорили лишь о том, какая река, впадающая в Эвксин, богата золотом. Филокл настаивал, что вся эта история — аллегория зерна. Его никто не слушал.
Ничего полезного о скифах Киний больше не услышал. Он выпил четыре чаши разбавленного вина, почувствовал, как изменилось его внутреннее равновесие, и отказался от очередной чаши.