Тиран
Шрифт:
Тем не менее гимнасий предложил ему лучшую за последние месяцы возможность поупражняться. Он разделся, сбросив взятую взаймы одежду на сандалии.
Кальк грубо рассмеялся.
— Слишком много времени в седле!
Киний напрягся. Ляжки у него чересчур мускулистые, а на голени всегда было не очень приятно смотреть. Для эллинов, обожествлявших мужскую красоту, его ноги далеки от совершенства, хотя нужно прийти в гимнасий, чтобы вспомнить об этом.
Он начал разогреваться. Тело Калька на вид очень крепкое — видно, что он за ним тщательно ухаживает, — хотя на талии начал откладываться жирок. И ноги у него длинные.
Киний знаком подозвал Диодора.
— Попробуем пару схваток?
— Как хочешь.
Диодор высок, костляв, рыжеволос, подтянут. Но и он далек от эллинского идеала красоты.
Киний кружил, ожидая, когда более высокий противник приблизится, попробует атаковать. Потом нырнул под длинные руки соперника. Но Диодор использовал его разгон, перебросил Киния через бедро, и тот во весь рост растянулся на песке.
Он медленно встал.
— Это было обязательно?
Диодор смутился.
— Нет.
Киний горько улыбнулся.
— Если ты хотел показать, что ты борец другой категории, я это и так знал.
Диодор поднял голову.
— Как часто мне приходится пользоваться этим приемом? Ты сам напросился. Я не смог сдержаться.
Он улыбался. Киний потер ушибленное место на спине и шагнул вперед для новой попытки. Он ощутил еле заметный страх — этот надоедливый страх он испытывал в каждой схватке, в каждом состязании.
Он попробовал низкую стойку, схватился, и они с Диодором оказались на земле, ни один не мог прижать другого, оба вывалялись в грязи и песке. По невысказанному согласию оба разжали руки и помогли друг другу встать.
Снаружи Кальк прижал молодого человека, с которым боролся. Он не торопился выпускать его, и со стороны наблюдающих граждан слышались смех и шутки. Киний снова встал против Диодора. На этот раз они кружили, делали ложные выпады, сближались и расходились в более умеренном темпе. Это походило на танец; Диодор придерживался правил, изученных на уроках в гимнасии, а Киний чувствовал себя удобно. Он даже выиграл одну схватку.
Диодор потер бок и улыбнулся. Киний упал прямо на него — ход абсолютно законный, но неизбежно болезненный для жертвы.
— Ничья?
— Ничья.
Киний протянул руку и помог Диодору встать.
Кальк стоял с молодым человеком и несколькими гражданами. Он позвал:
— Киний, иди сюда, поборись со мной.
Киний нахмурился и отвернулся; он чувствовал себя перед этими незнакомыми людьми неловко, к тому же испытывал легкий страх — Кальк крупнее, он лучше борется и в детстве в Афинах использовал свое преимущество, чтобы причинить боль противнику. А Киний не любил боль. Десять лет войны не примирили его с растяжениями, синяками и глубокими порезами, которые заживали неделями; более того, десять лет наблюдений за тем, как по капризу богов умирают люди, усугубили его боязнь.
Он пожал плечами. Кальк — хозяин, он отличный борец и хочет показать свое превосходство. Киний стиснул зубы и пошел ему навстречу; первую схватку в тщательно проведенном поединке он проиграл, но вторую, к обоюдному удивлению, выиграл, причем за несколько секунд: в этом было больше везения, чем мастерства. Кальк удивил Киния тем, что встал легко, с похвалой на устах и без всякой злобы. Десять лет назад, подростком, Кальк требовал бы крови. Третья схватка прошла подобно первой — больше походила на танец, чем на борьбу. Когда Киний был наконец прижат к земле, зрители одобрительно засвистели.
Кальк тяжело дышал; помогая Кинию встать, он обнял его за пояс.
— Ты хороший противник. Все видели? — обратился он к остальным. — Раньше уложить его было гораздо легче.
Все торопились поздравить Калька с победой — и сказать Кинию, как хорошо Он боролся. Все это было неприятно — слишком много лести в связи с таким незначительным событием, — но Киний терпел, понимая, что преподнес хозяину дар гораздо ценнее денег — памятную схватку, в которой хозяин выглядел молодцом.
Подошел молодой человек, с которым чуть раньше боролся Кальк, и тоже стал поздравлять борцов. Он был прекрасен. Мужская красота оставляла Киния равнодушным, но он, как и любой эллин, умел ее ценить и потому приветливо улыбнулся молодому человеку.
— Меня зовут Аякс, — сказал тот в ответ на улыбку Киния. — Сын Изокла. Позволь сказать, как хорошо ты боролся. Я действительно…
Он замешкался, прикусил язык и замолчал.
Киний понял, в чем дело, — он умел понимать молодых людей. Мальчик собирался сказать, что из двух борцов Киний лучше. Умный мальчик. Киний положил руку на его гладкое плечо.
— Я всегда считал, что Аякс должен быть выше — и шире в плечах.
— Эту глупую шутку он слышит всю жизнь, — сказал отец молодого человека.
— Я стараюсь вырасти ему под стать, — сказал Аякс. — К тому же был и другой Аякс, меньше ростом. [20]
— Дерешься на кулаках? Не хочешь обменяться несколькими ударами? — Киний показал на кожаные полоски для кулачных бойцов, и лицо молодого человека просветлело. Он взглянул на отца, но тот с насмешливым негодованием покачал головой.
— Не мошенничай в состязании, не то тебя никто не пустит домой с симпосия [21] , — сказал его отец. — Или лучше сказать «мошенничай, чтобы тебя не впустили в дом»? У тебя есть дети? — спросил он Киния.
20
В «Илиаде» два Аякса: Аякс Теламонид, так называемый «большой Аякс», гигант, грозный и могучий, и Аякс Оилид, так называемый «малый Аякс», который ниже и слабее Аякса большого.
21
Симпосием древние греки называли пир.
Киний помотал головой.
— Ну, это особый опыт. В любом случае, ты волен поставить ему несколько синяков.
Диодор помог им обмотать руки ремнями, и они по взаимному согласию начали с простых ударов и блокировок, потом перешли к более сложным упражнениям и собственно бою.
Мальчишка был хорош — гораздо лучше, чем можно ожидать от крестьянского мальчишки в эвксинской провинции. Руки у него были длиннее, чем казалось; он мог делать ложные выпады, начинать удары, не завершая их, и коротко бить другой рукой. Киний теперь хорошо размялся и согрелся; удар по щеке позволил ему проявить в этом состязании и личную заинтересованность, и неожиданно завязался серьезный бой.