Тирмен
Шрифт:
У окна, склонившись над письменным столом, стоял человек. Стильный, песочного цвета пиджак, черные брюки, мягкие туфли из дорогой кожи. Франт рылся в бумагах, вываленных на стол.
Ствол «Беретты» уставился человеку в спину.
– К стене! Руки за голову!
Человек дернулся как ужаленный и, вместо того чтобы исполнить приказ, обернулся.
– Кто… кто вы такой?! – взвизгнул он.
– К стене, я сказал! Руки!
– Да что вы себе…
Данька поднял пистолет. Вор, кажется, только сейчас заметил, что гость вооружен. Он хотел попятиться, но уперся в стол.
– Руки,
– Да-да, хорошо…
Вор неуверенно поднял руки.
– К стене. Руки на стену, ноги расставь.
Незнакомец подчинился без разговоров.
– Попался, ворюга?
– Я не вор! – вдвое громче завизжал франт.
– Ага, в милиции это расскажешь, – злорадно ухмыльнулся Данька.
Он впервые держал под прицелом живого человека. Ощущение было… странное. Чувствовать собственную власть над чужой жизнью – не на «плюс первом», а на обыденной «нулевке»… «Вор должен сидеть в тюрьме!» – говорил в кино капитан Жеглов. Вот мы сейчас наберем «02»…
Или лучше позвонить Зинченко? Пусть тряхнут этого типа по-свойски…
– Повторяю вам: я не вор!
– А кто же ты тогда? Домработница Клава? Электрик? Свидетель Иеговы?
– Я внук Петра Леонидовича, хозяина этой квартиры!
– Ага, а я его двоюродный племянник…
– Я – Петр Михайлович Кондратьев!
– Врешь!
– У меня паспорт с собой! Могу показать.
– Хорошо, показывай. Только не вздумай делать резких движений! В случае чего стреляю без предупреждения…
Черт, неужели правда? Внук дяди Пети, а Данька на него – с пистолетом…
– Вот, пожалуйста.
Приставив ствол «Беретты» к затылку подозрительного внука – чтоб не вздумал рыпаться! – Данька взял документ. Вновь разорвал дистанцию, отойдя на три шага. Раскрыл паспорт. «Кондратьєв Петро Михайлович… 17 березня 1969 року…»
Фотография.
– А ну-ка, повернись. Медленно!
Франт повернулся не просто медленно, а очень медленно. Черепаха бы обзавидовалась. Не опуская пистолета, Данька дотошно сличил его лицо с фотографией. Русые жиденькие волосы зачесаны назад, щурятся водянистые глаза, губы нервно подергиваются. Рыхлый, пористый нос, под носом – жалкая поросль, которую язык не поворачивается назвать усами. То ли дело у дяди Пети усы!.. Но, к сожалению, семейное сходство налицо. И роста высокого, как дед. А вот брюха такого у дяди Пети никогда на было. Брюхо оттопыривало дорогую темно-синюю рубашку, натягивало кожаный ремень-«плетенку», грозило выскочить из штанов и удрать подальше от грозного пистолета.
– Убедились?
– Убедился. Держи свой паспорт.
Данька протянул документ Кондратьеву-младшему. Убирать пистолет он, однако, не спешил. Не нравился ему этот человек. И на «вы», несмотря на заметную разницу в возрасте, обращаться к внуку не хотелось.
– Как ты здесь оказался, Петр Михайлович?
«Стреляли!» – услужливо подсказала память голосом Спартака Мишулина из «Белого солнца пустыни».
– Это не ваше дело!.. – Внук вспыхнул и погас, косясь на ствол «Беретты». – У меня есть ключи!.. Петр Леонидович дал, на всякий случай. А сегодня мне позвонили, сказали, от какого-то Бориса Григорьевича… Сообщили, что деда с инсультом забрала «скорая». Я сразу сюда…
– Сюда? – Даньке очень захотелось выстрелить. – Почему сюда, а не в больницу?
– В больницу? Я вам что – доктор?!
– Это хорошо, что ты не доктор… ты бы налечил…
– А теперь позвольте узнать – вы кто такой! – перешел в наступление внук, плотнее вжимаясь в стену. – И по какому праву…
– Я – сменщик Петра Леонидовича. Мы вместе работаем в тире. Я только что из больницы. И здесь не по праву, а по просьбе Петра Леонидовича. Он дал мне ключи и попросил привезти ему кое-какие вещи.
– Вещи? Знаем мы эти вещи… Это какие же именно?
– Пижаму. Тапочки…
– Ну да, конечно! Тапочки! Сейчас это называют тапочками! Ворвались в чужую квартиру с корыстными целями, наставили пистолет на законного наследника…
– С корыстными целями?
Кровь бросилась Даньке в лицо. Однако Петр Михайлович, увлеченный ролью наследника, не понял, чем рискует.
– Да, с корыстными! Мы еще посмотрим! Проверим! Извольте предъявить документы!
Паспорт Данька всегда носил с собой, как и разрешение на «Беретту», выправленное через Зинченко. Но предъявлять документы сволочному внуку он не собирался.
– Прекрати истерику, наследник.
– Ах, так?! Тогда я немедленно звоню в милицию!
– Ты что, идиот? – вкрадчиво осведомился Данька, изобразив в воздухе «Береттой» вопросительный знак. Внук, уже набрав в грудь воздуха для очередной тирады, мигом осекся. – Хоть бы для приличия поинтересовался, как там дед…
Он поставил оружие на предохранитель и спрятал в наплечную кобуру.
– Ну да! Конечно! Это первое, что я должен был спросить у незнакомого человека, направившего на меня пистолет! Ну и как, позвольте поинтересоваться, чувствует себя мой дед?
– В порядке. Врач сказал – микроинсульт, опасности для жизни нет. Ему уже лучше. С кровати встает, просил семечек привезти. – Данька не выдержал и злорадно подвел итог: – Не дождешься, наследничек!
– Что вы себе позволяете?! Берите, за чем пришли, и убирайтесь вон!
– Да уж лишнего не возьму. И не задержусь.
Он окинул взглядом комнату. Старый письменный стол с резными ножками. Диван, кресло, полки с книгами. Это явно не спальня. Данька вернулся в прихожую, толкнул дверь в другую комнату. Хмурый внук следовал за ним по пятам: видно, опасался, что сменщик утащит что-нибудь ценное, кроме заявленных пижамы и тапочек.
Спальня оказалась маленькой. Аккуратно застеленная кровать, тумбочка и отлично сохранившийся шкаф из карельской березы – больше здесь ничего не было. Пижама нашлась в шкафу – легкая, клетчатая, как и говорил дядя Петя. Данька уложил ее в хрустящий полиэтиленовый кулек, который по привычке таскал в заднем кармане джинсов. Лерка вечно звонит на мобильник: купи на обратном пути хлеба, молока…
Внук бдил на пороге.
«Здесь глаз да глаз нужен! – ясно читалось на его одутловатом вспотевшем лице. – Только отвернись – шкаф, и тот вынесут!»