Шрифт:
Евгений Акуленко
ТИША
У меня окна на пустырь - ни фонарей, ни фар, ни гудящих под окнами машин. Угомонились соседи с собаками и детьми. Только погромыхивает посуда на темной кухне. Это Тиша...
Я надеялся, что этой ночи не будет. Точнее, что накопленная за последние дни усталость увлечет за собой, утянет в черный водоворот забытья. Без сновидений. Без памяти.
Увы. Сон бежал, оставив наедине с воспоминаниями, что тотчас полезли изо всех щелей, почувствовав силу.
Звук льющейся воды прекратился. Мятный холодок робко пробрался под подушку, зашевелил волосы так, словно их перебирали невидимые
Полтергейст достался мне вместе с квартирой в виде бесплатного приложения. Бабка - прежняя хозяйка, продавала свою однушку и покупала однушку же, только в другом районе, 'поближе к вокзалу'. Тогда я не придал этому факту значения, мне было наплевать. А теперь вспоминаю ехидное бабкино лицо, словно той удалось всучить мне гадюку в лукошке. И смысл пространной фразы на прощание: 'Главное, вы не нервничайте! Оно привыкните!', стал мне ясен. То-то бабуля переживала, что сорвется сделка, при регистрации у нее не то что руки тряслись - дрожь била. Недавно тут встретил ее... 'Вы там же еще?', спрашивает. А у самой глазки бегают. 'Там же', отвечаю. И доверительно так вполголоса: 'Привет, кстати, вам!'. Отшатнулась бабка от меня, как от ожившего покойника, физиономия ее красными пятнами взялась, и боком, боком, набирая с каждым шагом несвойственную пенсионерам скорость, скрылась старушка вдаль.
То, что в квартире 'нечисто', я почуял сразу. Вначале, как и всякий здравомыслящий человек, я пытался найти объяснения странным звукам посреди ночи, валящимся с полки открыткам, лампочке, что раскачивалась под потолком сама по себе, вальсирующим под собственный скрипучий аккомпанемент дверям. 'Водопроводные трубы', убеждал я себя. Мыши, сквозняк, собственная забывчивость. Каким сквозняком, однако, мой тапок заносило в стиральную машину, и почему водопроводные трубы с завидным упорством загибали уголок скатерти на кухне, я не знал. Но обещал подумать.
Утром я привычно расправлял скатерть (так, оказывается, Тиша просила прибраться) и шлепал в ванную за тапком. Само присутствие в квартире кого-то еще я воспринял довольно спокойно. Ну считал мой полтергейст, что тапок должен ночевать в стиральной машине, ну и что с того! Чего ж теперь, головой о стену биться? В любом случае, причин воевать со своей соседкой я не видел. Ну, пошаливала Тишка, но особо не мешала. В конце концов, не век мне здесь вековать, авось переживу! Поди, не хуже полтергейст коммунальной квартиры-то?
Постепенно я свыкся с чьим-то незримым присутствием и самопроизвольные перемещения предметов мне уже не казались чем-то необыкновенным. Экспериментальным путем удалось выяснить, что писк игрушечной резиновой уточки вызывал серию потопываний по потолку, будто там носилось стадо невидимых бегемотиков. Тиша резвилась. А барабанная дробь пальцев по столу или постукивание ногой по полу приводили мою подругу в негодование, и в меня летели различные вещи, чаще всего зимняя шапка с вешалки.
Тиша легко шла на контакт, и мы вскоре начали общаться в лучших традициях бульварной прессы. Один ее стук означал 'да', два стука - 'нет'.
Прежде всего, мне нужно было как-то звать свое приобретение.
– Барабашка?
– предлагал я.
– Кузьма? Нафаня?
'Нет!'
– Варфоломей? Епистафий? Евлампий?..
В меня летела шапка.
– А ты мальчик, вообще?
'Нет!'
– Хы-хы! А кто?..
Траекторию шапки повторяла губка для чистки обуви.
– Вот оно что!.. Клава? Дуня? Глаша?..
'Нет!'
– Капитолина? Тракторина? Даздраперма?..
К растущей куче вещей на полу присоединялся, прочертив на обоях след грязной подошвой, увесистый кроссовок.
– Тише, тише!.. Расходилась!.. Тиша? Будешь Тишей у меня?
Молчание. Полтергейстиха раздумывала.
– Тишка... Тишенька... Тишуля...
– расхваливал я новое имя.
'Да!'
И восторженный топот по потолку.
Я возвращался с работы и знал, что меня ждут аккуратно выставленные тапочки у порога и раскачивающаяся лампочка - Тиша скучает.
– Играть?
– предлагал я.
И из-под кровати с готовностью выкатывался резиновый мячик. Я усаживался в большой комнате на пол и кидал мячик в темную прихожую, откуда тот вылетал обратно. Сначала тихонько, потом все сильнее и сильнее. Однажды я прохлопал момент и ощутимо получил в нос, так, что пошла кровь.
– Ну, аккуратней же надо, елки-палки!
Что-то мягкое, весом с кошку, придавило мне плечо. Тиша извинялась.
Постепенно мы осваивали более сложные игры, например покер, по сравнению с которым мяч Тишей вообще не котировался. И на предложение поиграть уже позвякивала банка с мелочью, заменявшей фишки.
– Ладно, только не жулить!
Сдавал я. Пять карт себе, пять выкладывал рядком напротив рубашкой вверх. И отворачивался для того, чтобы Тиша сделала ставку. У меня на виду полтергейстиха не перемещала предметы, стеснялась. Таким же образом Тиша отбрасывала в сторону карты под снос, и я клал на их место новые из колоды. Потом повторялась процедура с торгом, и я вскрывал обе руки. Иногда Тишкины карты бабочками вспархивали из-под моих пальцев и переворачивались самостоятельно, это соперница не выдерживала и хвалилась особо удачными комбинациями. Процесс обычно сопровождался притопыванием по потолку. Надо сказать, что статистика покерных турниров сводилась явно не в мою пользу. Тиша прекрасно проглядывала карты сквозь рубашку, и я сильно подозревал, что не только свои.
Иногда на Тишу нападала хандра и она начинала безобразничать. Как-то я пару суток не появлялся дома и вместо гостеприимно выставленных тапочек меня ждал в квартире жуткий кавардак. Тиша размотала все запасы туалетной бумаги, опрокинула помойное ведро, взрыла постель, разбила горшок с цветком и вообще развлекалась, как хотела.
– Как тебе не ай-яй-яй!
– стыдил я соседку, наводя порядок.
– Нет, чтобы помочь, цветы полить, посуду вымыть. Хозяйка, туда-сюда...
Как ни странно, на Тишу подобные отповеди действовали благотворно и через некоторое время я начал замечать, вымытые не мною тарелки. А апельсиновые корки и кожура от бананов, не донесенные до мусорного ведра, все чаще транспортировались туда самостоятельно. Еще мне можно было смело экономить на будильнике. Стоило поваляться в кровати лишних пять минут, как Тиша начинала щекотать меня за пятки, щипаться, а то и вовсе стаскивала одеяло. Хуже всего то, что подобная процедура повторялась и в выходные дни.
Непостоянные гостьи, посещавшие время от времени мою холостяцкую обитель, реакции полтергестихи не вызывали. Казалось, что если бы у Тиши было лицо, то оно излучало бы в такие моменты недоумение с неким налетом презрения, что случится, если одновременно изогнуть бровь и скривить рот. Как только в прихожей оглашалось: 'Чмоки, созвонимся!' и хлопала входная дверь, полтергейстиха являла свое присутствие. Мне мерещилось, что она по-хозяйски, подобно заявившейся после подростковой вечеринки мамаше, обходит квартиру, настороженно принюхивается к незнакомым духам и брезгливо зашвыривает за шкаф забытый лифчик. Тиша убеждалась, что все в порядке, и мчалась на кухню задирать скатерть...