Тишина в Хановер-клоуз
Шрифт:
— Вы ее нашли? — тихо спросила Шарлотта.
Вероника набрала полную грудь воздуха. Потом медленно выдохнула.
— Да, я… я ее видела… мельком… в собственном доме. Только спину, когда она выходила через парадную дверь. Она была такой… такой элегантной! Второй раз я увидела ее в театре, где меня не должно было быть. Но с большого расстояния, на балконе. Когда я туда пришла, она исчезла. — Вероника снова умолкла.
Шарлотта чувствовала, что верит ей. Боль слишком сильна — это не притворство. Воспоминания по-прежнему терзали душу Вероники.
— Дальше, — снова сказала Шарлотта, на этот раз мягче.
— Я нашла ее чулок. — Голос Вероники охрип. —
Голос Вероники прервался; ее душили рыдания.
— Я вошла туда вслед за ней. Увидела ее лицо. Она была… прекрасна. Клянусь. — Вероника повернулась и посмотрела на Шарлотту; ее лицо словно расплылось от боли и унижения. — Она была такой… элегантной. Я бросилась к ней, стала обвинять в любовной связи с Робертом. Она засмеялась. Стояла там, в библиотеке, посреди ночи, и смеялась мне в лицо, никак не могла остановиться. Я пришла в ярость. Схватила бронзовую лошадь со стола и швырнула в нее. Статуэтка ударила ее в висок, и женщина упала. Я постояла немного, потом подошла к ней, но она не шевелилась. Я еще подождала, но женщина не двигалась. Наклонившись, я пощупала ее пульс, проверила дыхание — ничего! Женщина была мертва. Тогда я взглянула на нее… внимательнее. — Лицо Вероники было пепельно-серым, голос едва слышен. Шарлотте еще не приходилось видеть, чтобы человек был так измучен. — Я дотронулась до ее волос, и они слетели с головы. Это был парик. И только тогда я поняла, кто она. Сам Роберт — переодетый женщиной! Пурпурной был Роберт! — Вероника закрыла глаза и прижала ладони к лицу. — Вот почему Лоретта шантажировала Гаррарда. Он был влюблен в Роберта и давно знал правду. И по этой же причине Лоретта защищала меня. Она меня ненавидела, но не могла позволить, чтобы все узнали, что ее любимый сын — трансвестит.
— Когда я поняла, что Роберт мертв, то вернулась наверх. Наверное, потрясение было настолько сильным, что плакать я не могла — слезы пришли потом. Я пришла к Лоретте и все рассказала, и она спустилась вместе со мной в библиотеку. Тогда я даже не думала лгать. Мы с Лореттой стояли в библиотеке и смотрели на Роберта, который лежал на полу в этом ужасном платье, смотрели на его парик. На лице Роберта я видела румяна и пудру. Он был прекрасен — именно это было самым непристойным!
Вероника зарыдала. Шарлотта опустилась перед ней на колени и обняла худые, вздрагивающие плечи.
— Вы с Лореттой переодели Роберта в ночную рубашку и халат, уничтожили пурпурное платье и парик, а потом разбили окно библиотеки? — спросила Шарлотта, уверенная, что так все и происходило. — А где вещи, которые якобы украли?
Вероника не ответила — ее душили рыдания. Три года страха и боли наконец прорвались наружу, и ей нужно было выплакаться до конца, пока не останется ни эмоций, ни сил.
Шарлотта обнимала ее и ждала. Совершенно неважно, где спрятаны эти предметы. Скорее всего, на чердаке. Их не продали, как и предполагал Питт.
Все остальные гости, наверное, поглощены своими личными трагедиями. Пирс Йорк занят Лореттой и полицией. Бедняга. Ни разочарования, которые принес ему брак, ни одиночество
Минуты тянулись в молчании. Шарлотта не знала, сколько прошло времени, прежде чем слезы Вероники иссякли. На ее лице осталась лишь тень былой красоты. Шарлотта ничего не могла ей предложить — разве что носовой платок.
— Наверное, меня повесят, — тихо сказала Вероника. Голос ее был спокойным. — Надеюсь, это быстро.
Шарлотта — к своему удивлению — ответила сразу же, не колеблясь ни секунды:
— Не думаю. Я не вижу никаких причин, чтобы об этом стало кому-то известно. Вы же не хотели убивать Роберта — просто по нелепой случайности удар пришелся в висок.
Вероника смотрела на нее во все глаза.
— Вы им не расскажете?
— Нет… Не вижу смысла. Знаете, я считала себя цивилизованным человеком, но когда Томас попал в тюрьму, и ему грозила виселица, я обнаружила в себе нечто дикое, первобытное; оно побуждало меня без размышлений сражаться за тех, кого я люблю, помимо воли и сознания. Я не знаю, правильно ли это, но понимаю, что вы должны теперь чувствовать.
— А Джулиан? Разве… разве он не возненавидит меня? Ведь он думает, что Пурпурная — это я и что я заставила Гаррарда…
— Тогда скажите ему правду.
Вероника опустила глаза. Она была так измучена, что не могла даже плакать.
— Он все равно меня бросит. Я убила Роберта и три года лгала, чтобы это скрыть. Я не знала о Лоретте и Гаррарде, но не думаю, что Джулиан во все это поверит.
Шарлотта взяла ее за руки.
— Если Джулиан вас бросит, значит, он не любит вас так, как вы этого заслуживаете, и вы должны научиться жить без него. Возможно, со временем появится кто-то другой. Вы не виноваты, что потеряли Роберта. В вашей любви не было изъяна — ни одна женщина не смогла бы его удержать. Другое дело — Джулиан. Если он вас действительно любит, то его чувство никуда не исчезнет, когда он обо всем узнает. Поверьте, у каждого есть то, что заслуживает прощения. Любовь, которая ждет идеала — без ошибок в прошлом, без страданий, без опыта, — это всего лишь желание. Невозможно повзрослеть, не совершая ошибок. А любим мы не только за силу, но и за слабость; настоящие узы постепенно вырастают внутри нас. Расскажите ему. Если он вас достоин, то примет ваше прошлое — если не сразу, так чуть погодя.
Вероника впервые гордо вскинула голову. Глаза ее широко раскрылись, буря в душе утихла, страх исчез.
— Да, — тихо сказала она. — Я ему скажу.
В дверь постучали — тихо, словно испрашивая позволения.
Шарлотта встала и повернула ключ.
— Войдите.
Дверь широко распахнулась. На пороге стояла улыбающаяся тетушка Веспасия. Она отступила в сторону, и Шарлотта увидела Эмили — все еще в платье горничной, но без фартука — в обнимку с Джеком. А рядом — Томаса, грязного, похудевшего, с запавшими глазами и синяками на лице. Но счастливая улыбка делала его совершенно неотразимым.