Тиски
Шрифт:
Еще удар, и обшивка из пластика разлетается на куски. Я поднимаю с земли пакет с таблетками и, отбросив ненужную кувалду, поворачиваюсь к Денису.
– Колеса, Дэн! Я присек, как Мишка ныкает. Здесь по полкосаря на рыло, минимум.
– Вы меня обманули, что ли? Вы сразу знали…
Давить! Если сейчас дать Денису паузу, дать ему подумать – он стопудово зассыт, как зассал в машине часом раньше, поэтому я снова начинаю шоу.
– Все уже случилось, Денис. Ты можешь опять уйти, в позу встать, давай, но что это тебе даст? Чего ты хочешь, я не пойму? Ну, хорошо, давай
Пуля, не ввязываясь в разговор, обливает Мишкину тачку бензином, вспрыгнув на крышу салона. Дэн обхватывает голову руками.
– Не надо было этого делать. Связался с вами…
– Потом ныть будем, ладно? Тебе бабки нужны были – вот они! Протяни руку и возьми! Enjoy, епта!
Я вкладываю пакет в руки Дэна и зажимаю ладонью его ладонь.
– Почувствуй! – ору я. – Почувствуй бабки!
Вот он, момент истины. Мы молчим. По дрогнувшей руке Дэна я понимаю, что выиграл.
– Только не трепать никому, – тихо произносит Дэн. – Продаем все. Сразу в одни руки.
Я обнимаю Дэна. И делаю то, о чем мечтал всю жизнь. Бросаю окурок на политую бензином землю, а внутри все сжимается от дикого и сладкого восторга, как перед прыжком с вышки в воду, когда бензин на мгновение выдыхает – «пфы!» – а потом воспламеняется и легко, но угрожающе стелется к машине.
Пфы! – и Мишкина «Ауди» объята огнем. На фоне настоящих языков, таких живых и сумасшедших, яростно накинувшихся на Мишкину машину, блекнут псевдушные аэрограффити, намалеванные на боках дешевой краской.
– Искусство и жизнь, – мрачно комментирует Дэн.
До взрыва бензобака мы успеваем отбежать от машины метров на двадцать. Поддавшись безотчетному импульсу, я хватаю Пулю и Дэна за плечи, прижимая к себе. Машина взрывается, и яростно-желтый клуб пламени растет в ночном небе над свалкой.
В жизни не видел ничего красивее.
ДЕНИС
Задний двор «Орбиты» напоминает подворотни, какими их рисуют в компьютерных играх вроде Street Justice или Troubleshooter. Мусорные баки вдоль стен, сетчатая решетка ограды, круг света одинокого чахлого фонаря.
Пуля стоит у выхода, оглядывая улицу в двух направлениях, пока Спиди катает на ладони пару таблеток. Мне не нравится Спиди. Я вообще не доверяю людям, придающим такое значение своей внешности, делая исключение лишь для Крота. На Спиди зеленый камуфлированный пиджак с огромным количеством ненужных накладных карманов и искусственной бахромой по обшлагам, тонкая вязаная шапочка с логотипом D&G; щеки украшены фигурно выстриженной бородкой. Я представляю, как Спиди каждое утро полчаса возится в ванной, добиваясь идеальной симметрии и равной длины волос в бороде, как он продувает и чистит лезвие триммера, или бритвы, или чем он там бреется, и мне становится противно.
Спиди не нравится, что все считают его пушером. Он хочет казаться таким модным продвинутым перцем, со всеми по корешам, одевается и ведет себя, как золотая молодежь, но все равно для всех он пушер. Поэтому он никогда не продаст тебе стафф просто так – он заведет разговор, пройдется по общим знакомым, в общем, всячески даст понять, что таблетки, или трава, или гаш – вовсе не главный повод вашей встречи. Вот и сейчас он поднимает глаза, улыбается мне, растягивая паузу и мстя за то время, пока я, модный и авторитетный диджей, не замечал Спиди и ему подобных, ограничиваясь кивком в их сторону, да и то в лучшем случае. Чаще всего я просто их игнорировал, считая пустым местом, чем они и были на самом деле. Я слышу, что говорит Спиди, но понимаю, что в виду он имеет совсем другое.
– Сам пробовал? (Ты торгуешь, Дэн.)
Хочется дать ему в морду.
– Нет, ты же знаешь, я не по этим делам.
– Да ладно, все не по этим. (Ты такой же, как и я, диджей. Вэлкам индахаус.)
– Ты брать будешь, нет? – Я стараюсь перевести беседу «в конъюнктурное», как сказал бы Крот, русло: – Я могу с другими поговорить.
– Ладно, чего ты кипятишься сразу. Где взяли?
– Нашли.
– Еще поищете?
– Есть партия. Триста штук. Только брать все сразу, тогда за полцены отдам.
– Замазали.
– За гаражи завтра подгребай, часам к шести.
– За гаражами, значит, россыпи?
Спиди протягивает мне руку, но я медлю. Он улавливает мое секундное замешательство. Сейчас не та ситуация, чтобы быть гордым. Я вкладываю свою ладонь в его, а Спиди, эта сука, от которой не ускользнула гримаса отвращения на моем лице, хватает меня за плечо, привлекает к себе и обнимает, хлопая по спине.
– Договорились, брат. И знаешь… мы тут пати устраиваем, ничего особенного, так, свой круг. Приходи, когда будет время, можешь козу свою захватить.
Спиди садится в свою убитую «Тигру», и через секунду воздух заполняется ревом двигателя, визгом шин и речитативом Полубакса. Любит он понты, этот Спиди.
– Гондон, – озвучивает Пуля наши общие мысли, а Крот, ничего не говоря, сплевывает Спиди вслед.
Маша ждет меня у ресторана. Я был против этой встречи, но Маша все еще одержима утопической идеей – примирить меня с ее отцом. Место выбирал папа: об этом можно заключить по столбообразному седому швейцару в цирково-милитаристском прикиде, мраморным львам в лобби и трем вышколенным халдеям у входа, одетым в костюмы втрое дороже моего. Выбирая места одно помпезнее другого, Машин отец старается деликатно опустить меня, показав мое место в жизни и мне самому, и Маше.
Он называет меня «нашим юным композитором». Если бы не Маша, я по-другому бы с ним пообщался. Нет, бить бы не стал, не мой стиль. Просто высказал бы все, что думаю о нем и таких, как он. Нарыв лет десять назад денег, он и ему подобные решили вдруг, что это поднимает их неизмеримо выше остальной толпы. Я признаю его деловые качества, и он заслужил и свои деньги, и, как пел Меркьюри, everything that go with it. Но это ни хрена не делает его отпрыском древнего княжеского рода, а меня – плебеем. Какого фака я должен сидеть и выслушивать прописные истины и нотации, которые он изрекает с видом английской королевы? Но – Маша, Маша…