Тиски
Шрифт:
Я соврал ей. Не было никакого московского продюсера и никакого разговора, все это я выдумал в поезде по дороге обратно.
Правда состоит в том, что я так и не осмелился.
В течение месяца перед поездкой я сводил свои лучшие треки в альбом, пока Маша отшивала заглянувших в гости Пулю и Крота, отвечала на телефонные звонки и всячески оберегала мой покой. Я вылизывал и вычищал записи, доводя их до идеала, волна креатива накрывала меня с головой, я курил по три пачки в день, пока в конце пятой недели плеер не выплюнул
Идиот.
В первых двух студиях мне не удалось пройти дальше ворот охраны. В третьей скучающая девочка-секретарь покивала головой, гася зевок, сунула диск в ящик стола и предложила вечером сходить куда-нибудь. Я отказался. Легкие победы и секс на одну ночь надоели мне еще со времен, когда я стоял в «Орбите» за барной стойкой и только мечтал о диджейском пульте.
Меня приняли в четвертой компании.
– Подождите у кабинета, он сейчас вернется с записи, – проворковала секретарь, не вынимая жвачку изо рта.
Я сел на низкий диванчик, неприятно скрипнувший подо мной, и приготовился было ждать. Но через десять минут, перебросив рюкзак через плечо, покинул студию, так и не дождавшись продюсера, и отправился на вокзал брать билеты.
Я испугался. Сам не знаю чего.
Может, мне просто стало страшно менять свою жизнь.
Но я не мог возвращаться проигравшим. И я соврал. Маше, Кроту, Пуле, всем. Да, мои записи понравились. Да, во мне разглядели талант. Но продюсер пытался ограничить мою свободу творчества, загнав в тиски попсы. И я его послал. Гордый художник Дэн.
Откатав ложь на Пуле и Кроте, я отполировал ее до блеска, чтобы позже, вечером – преподнести Маше.
Я знаю, что будет дальше. Посидев с полчаса в разных углах комнаты и обменявшись бессмысленными репликами, мы снова переместимся на кровать и будем любить друг друга, и наши тела продолжат разговор, который мы не в силах завершить словами. Потом Маша уедет по своим умным делам – институт, фотосессия, кафе с подругами, а я буду разрезать тишину пятаков ревом мотоцикла, мотаясь по знакомым в поисках денег.
Так и выходит. Остаток дня я разъезжаю по клубам, пытаясь нарыть халтуру. До зарплаты в «Орбите» еще две недели, а занять негде. Друзья сами без копейки, а единственный обеспеченный знакомый – отец Маши – пожертвует скорее в фонд Бен Ладена, чем одолжит пятьсот баксов нелюбимому парню любимой дочери.
С Машей мы познакомились два года назад, на майские. Я не очень люблю праздники. В эти дни, вернее, ночи в клубе всегда много левого народа, все пьяны более обычного, а под занавес случается коллективная драка. Не в этот день. Тогда я впервые сбежал с работы, перепоручив руководство пультом Амиго, моему помощнику. Потому что в этот вечер в клубе появилась Маша.
В десятом классе, когда Пуля еще всерьез занимался боксом, мы как-то, шутки ради, поспарринговались. В течение примерно восьми секунд мне удавалось сдерживать натиск друга и даже пару раз несильно стукнуть его. А на девятой Пуля, не рассчитав силы, пробил мою хилую защиту мощным правым прямым, и я растянулся на матах, раскинув руки в стороны. Я отключился на пару секунд, а когда пришел в себя, с трудом сфокусировался на испуганных рожах склонившихся ко мне Пули и Крота. Это был первый нокаут в моей жизни, а Маша отправила меня во второй.
Когда она вошла, мир вокруг поблек. Если бы я был кинорежиссером, я снял бы ее появление в рапиде. Светлые волосы, забранные в пучок. Ямочка, появляющаяся на правой щеке, когда смеется. Надменная пластика медленных движений. Она была не из этого мира. Увидев ее впервые, я поверил в Бога.
Она пришла в компании таких же, как она, мажоров – дорогие шмотки, гладкие лица с хорошо отрепетированной печатью скуки и пресыщенности. Позже она рассказала, что они устроили «экстрим-серфинг» по отдаленным клубам города, решив провести одну ночь в злачных заведениях спальных районов вместо привычных пафосных клубов центра.
На окружившие их враждебность и отчуждение они реагировали натужным весельем. Усевшись за столиком в центре, компания с ходу опустила официанта, размазав его по полу вопросами и шутками по поводу коктейлей. Они принялись хихикать, поднимать брови, рассматривая обстановку «Орбиты» и людей вокруг, словно перед ними были экспонаты зверинца. А потом взялись за музыку. Маша встала из-за стола и через весь зал направилась к моей рубке.
Я не мог отвести от нее взгляда. Она шла, освещая собой все вокруг, и была прекрасна, как Кайли Миноуг в Confide in me, и желанна, как Лиз Энтони в депешмодовском I feel you.
– Привет, ди.
Я не сразу въехал, что «ди» – сокращение от «диджей». Она с тех пор так и называла меня – Ди. Денис – когда злилась, Орлов – когда прикалывалась, но чаще всего – Ди, почти все время.
– У тебя есть Фаррел? Ну, последняя его вещичка. – Маша нахмурила брови, словно вспоминая.
Терпеть не могу, когда треки называют вещичками.
– Beautyfull? Со Снупом?
Она удивилась ответу. По ее разумению, в клубах типа «Орбиты» могут слушать только «Блестящих» и «Виагру».
– Да. Поставь-ка ее.
– Я не ставлю на заказ.
– А я тебе заплачу. Я богатая девочка.
Я готов был сделать все, что она попросит. Прыгнуть в небо и откусить кусок луны. Пройтись голым в час пик по центру города. Но вдруг разозлился. Она появилась, принеся с собой дыхание другой жизни, чтобы подразнить меня, потянуть за собой, а через час – исчезнуть навсегда, оставшись в памяти дымкой нереализованной мечты.
– Нет, богатая девочка. Иди к себе в «Черч» или где вы там сидите и там командуй, ладно?