Тит. Божественный тиран
Шрифт:
Спокойствие империи было нарушено.
Новость настигла Нерона в Греции.
Я находился рядом с ним и видел, как его одутловатое лицо исказили страх и гнев.
Восстание евреев бросало тень на актерские успехи императора и мешало ему с триумфом идти во главе своих легионов по следам великого Александра. Он был вне себя от ярости.
Пришло время уничтожить восставший народ, отвоевать города Иудеи и Галилеи, взять надменный Иерусалим, где некогда Ирод, царь иудейский, построил дворец, больше похожий на крепость, чтобы возвеличить своего бога, невидимого и единственного, которого почитал выше всех богов Греции, Рима и Востока.
Нерон поручил Веспасиану восстановить повсюду власть Рима.
Этот генерал, успешно воевавший в Британии, должен был принять командование Пятым и Десятым легионами, пересечь Геллеспонтский пролив [2] и добраться до Галилеи.
Его сын Тит, назначенный легатом Пятнадцатого легиона, отправился вместе с ним.
Зимним утром, когда серые волны с грохотом разбивались о камни порта Пассос, мы с Титом взошли на трирему. Она взяла курс на Александрию, где нас ожидал Пятнадцатый легион.
2
Пролив Дарданеллы.
2
Поначалу я остерегался Тита.
Как только я поднялся на трирему, он жестом подозвал меня к себе.
Тит стоял на корме, на капитанском мостике, окруженном перилами. Рядом с ним находились центурионы и трибун Плацид, которого я знал. Их плащи развевались на ветру, обнажая крепкие мускулистые тела и сильные руки. Послышался приказ отдать швартовы, трирема сильно накренилась, им пришлось ухватиться за ограждение. Зимнее море, даже вблизи порта, бурлило и пенилось. Дальние плавания в это время года были особенно опасны.
Осторожно продвигаясь к Титу, я заметил рядом с ним двух молодых людей с гладко выбритыми головами. Под их коричневыми плащами виднелись длинные белые туники с короткими рукавами. Глубокий вырез обнажал грудь, которая, как и голова, была бритой.
Море играло галерой, словно щепкой. Волны подбрасывали ее так высоко, что весла иногда не доставали воды, казавшейся почти черной. Безбородые юноши вскрикивали испуганно, как женщины.
По слухам, ходившим в Риме, Тит вырос в императорском дворце и стал одним из тех, с кем Нерон предавался своим порочным утехам. Говорили, будто Тит превосходит императора в извращенности и жестокости, и будто именно эта тяга к пороку спасла ему жизнь.
Он был другом Британика, но гнев Нерона не коснулся его. Отравленного блюда, предназначенного брату императора, отведал и Тит. Британик умер, а Нерон спешно призвал к изголовью Тита лекарей, не затем, чтобы лишить его жизни, приказав вскрыть ему вены (он часто давал врачам подобные указания), а затем, чтобы излечить его.
Лекарям удалось спасти Тита, и он стал в сопровождении Нерона разгуливать по улицам Рима, погружаясь в грязь притонов и публичных домов. Он, так же как и император, получал наслаждение, заставляя других страдать.
За это Нерон, не отличавшийся постоянством в связях, назначил его трибуном легионов, воевавших в Британии и Германии.
Тита теперь часто видели вместе с его отцом Флавием Веспасианом. По возвращении в Рим он обнаружил еще большую страсть ко всякого рода извращениям. Говорили, будто каждую ночь он проводит в обществе молодых женщин и мужчин, предаваясь безудержному разврату.
И этому человеку я должен был служить!
Тит шел мне навстречу, широко расставляя ноги, чтобы сохранить равновесие. Он взял меня за руку и, пытаясь заглушить вой ветра, прокричал, что счастлив и горд видеть рядом с собой философа. При встрече с народом, который считает себя на редкость ученым и сведущим буквально во всем, ему без меня не обойтись. Трирему снова подбросило, отчего расстояние между нами резко сократилось.
— Ты был другом Сенеки, — шепнул он, когда его тело прижалось к моему.
Отстранившись, он не выпустил моей руки и добавил шутливо:
— И ты еще жив! Боги оберегают тебя, Серений! Это доброе предзнаменование.
Он пристально смотрел на меня, и я, не выдержав его взгляда, опустил глаза, будто был виноват в том, что пережил своего учителя. Он мог подумать, что я достиг успеха лишь благодаря тому, что предал Сенеку и стал одним из доносчиков Нерона.
Я боялся, но ничего ему не ответил.
Его пронзительный взгляд, улыбка и красота взволновали и встревожили меня. Я чувствовал, что он, уверенный в своей неотразимости, пользовался ею, как ядом.
У Тита были правильные и живые черты лица. Черные вьющиеся волосы спадали на высокий лоб. Большие глаза на бледном лице казались ярко синими. Весь его облик был полон какой-то неуловимой, почти женской прелести.
Мы вышли в открытое море. Волны были такими высокими, что весла часто ударяли в пустоту. Трирема, взобравшись на белые и острые гребни волн, несколько мгновений оставалась неподвижной и вдруг падала, пена заливала палубу и даже установленную на ней платформу, вода обрушивалась на головы гребцов, которым в случае кораблекрушения грозила неминуемая смерть.
Тит стоял, подставив лицо ветру, крепко вцепившись в перила. Все его тело было напряжено, и в таком положении он очень походил на своего отца Флавия Веспасиана. Тот, когда я предстал перед ним, напомнил мне старое узловатое дерево с короткими ветвями, которое ветер не может ни вырвать с корнем, ни сломать. У этого полководца даже в его пятьдесят семь лет была фигура и походка центуриона.
У Тита, которому еще не исполнилось и тридцати, была такая же походка, широкие плечи и упругие ноги. Но лицо этого солдата, в особенности его взгляд, выдавало в нем утонченную личность, чистую, лишенную всякой хитрости. Однако война раскрыла перед ним все человеческое коварство, и он превратился в искусного и вдумчивого полководца, которому приходилось сталкиваться с врагом не только на полях сражений, но и в залах дворца Нерона, где к жестокости войны добавлялись сплетни и интриги соперников и придворных льстецов.
Он походил не на отца, а, вне сомнения, на свою покойную мать Домициллу, красоту и очарование которой мне расхваливали. Этими природными дарами она щедро пользовалась, пока не вышла замуж за Флавия Веспасиана.
Я вспомнил о ней, глядя на Тита, лежавшего в подвесной койке под мостиком. У его ног, как дрессированные собачки, застыли два юноши. Кивком он приказал им выйти, затем потянулся и скрестил руки за головой. Его тело покачивалось в такт движениям галеры.
Зимний шторм, не дававший нам покоя три дня, утих. По воде шла лишь мелкая зыбь. Волны стали менее яростными, и море успокоилось. Ветер стих ветер и тучи затянули небо до самого горизонта. Начался дождь.