Титан империи 2
Шрифт:
Внезапно Гертруде кто-то позвонил, и мы остановились перед камерой № 312. На мой ожидающий взгляд девушка сверкнула очками и раскрыла телефон.
— Слушаю, Борис Сергеевич… Да, мы вошли.
— Передайте Борису Сергеевичу, что мне не помешает кружка хорошего кофе, раз уж он решил поднять меня в такую рань, — буркнул я и почесал Берса.
Тот облизнулся и заворчал.
— И еще косточку для нашего красавца.
— Пришли раньше, чем нужно. Его преосвященство еще занят, — захлопнула телефон Гертруда,
— На что?
— За этой дверью один из ваших знакомых. Посмотрите в глазок, — и с этими словами она отошла и встала рядом с Людвигом.
Нексус меня раздери! Эта малышка чего, изволит шутить?
Но ее личико было вполне серьезным. Когда я вместе с рычащим Берсом подошел к стальной двери, сидящий рядом дежурный даже бровью не повел.
Скосив на спутников глаза, я приподнял заслонку.
В темной камере с серыми стенами я разглядел всего одну фигуру. Она засела в углу и, едва двигая искусанными губами, что-то бессвязно бормотала.
Выглядел заключенный так словно его последние пару дней выжимали как тряпку. Глаза стеклянные, лицо оплывшее, но вроде вполне целенький.
— Федор Герасимов, — обернулся я к Гертруде. — Это работа Горна?
— Борис Сергеевич беспощаден к врагам Императора, — отчеканила Гертруда. — На сегодня он с ним закончил, я полагаю.
Да уж. Я снова поглядел на несчастного Федю. Еще денек или два тут, и ему впору заказывать гроб. Как бы мне ни были противны Герасимовы, но все же Федя — мой вассал, а я его сюзерен. Если он и впрямь невиновен, то негоже бросать своего слугу в таком виде.
— И где Горн сейчас?
— В допросной.
— Полагаю здесь не только Герасимов?
— Угадали. Борис Сергеевич организовал очную ставку, и пришлось свести сюда кучу разноместного люда.
— И жен Герасимова вы сюда тоже притащили? И Берцовского?!
Она улыбнулась:
— Не волнуйтесь. Барон с сыном и дочерью уехали полчаса назад. Но город им покидать запрещено. Как и многим другим. Насмотрелись? Пойдемте.
И мы возобновили нашу «прогулку», хлопая дверьми и топая по пустым коридорам. То тут, то там раздавались приглушенные голоса, но их источника я определить не мог.
Берс волновался все сильнее и скалил зубы.
Сначала шел Людвиг, а следом, покачивая бедрами, Гертруда. Я с банкой в руке замыкал процессию, раздумывая насколько глубоко инквизитор сунул свою лапищу в дела Фаустово. А значит, в мои дела.
— Если бы я хуже знал инквизицию, я бы решил, что вы хотите взять меня на испуг, — заметил я.
— А вы хорошо знаете инквизицию? — обернулась Гертруда…
— Вчера я провел целый день в компании его преосвященства. Уже имею какой-никакой опыт. Да и мой отец рассказывал о вас. Кое-что.
— Поверьте, это величайшее благо ничего не знать про инквизицию. Вы несчастный человек, Евгений Михайлович.
— Возможно, но в вашей компании мне совсем не хочется бояться инквизиции, Гертруда Михайловна.
— Евгений…
— Кстати, сколько еще идти? Вы что, собрались устроить мне экскурсию?
— Уже пришли, — улыбнулась спутница, и мы вправду остановились напротив очередной глухой двери. За ней не раздавалось ни звука.
Людвиг схватился за ручку и распахнул ее передо мной. Внутри было темно.
— Прошу, — слегка тронула меня за плечо Гертруда. — Борис Сергеевич ждет.
— Ну, Красавка! — прошипела Настя, приземлившись на траву с обратной стороны забора. — Попадись мне только! Будешь питаться овощами целый месяц!
Вокруг усадьбы распростерлась огромная территория, где до человеческого жилья несколько часов ходьбы. Бродить можно целый день.
Однако не успела Настя сделать и десятка шагов от забора, как сзади раздался резкий звук. Кто-то пискнул, а затем что-то тяжелое шлепнулось о землю
Она обернулась.
— Эй! А вы куда намылились?!
— Простите, Анастасия Михайловна! — воскликнула Марфуша, горничная с рыжими косичками.
Она пыталась перелезть через забор, но запуталась в юбках. Вторая горничная, Глаша, лежала на траве под ней и усиленно хватала ртом воздух.
— Вы куда намылились? А ну слезла!
— Спасите, Анастасия Михайловна!!! — взвизгнула Марфуша и шлепнулась вниз, едва не раздавив Глашу. Впрочем, сиськи у последней были такие, что едва ли она бы пострадала.
Только через минуту пищащие дурочки смогли выдавить из себя нечто членораздельное:
— … и мы испугались, что Евгений Михайлович выгонит нас!
— За что?! — еще больше разозлилась Настя.
— За… кошку. Он сказал, чтобы мы ее покормили, а она сбежала. И вот.
— Ой, дура! — хлопнула себя по лбу Настя и пошла от них прочь. — Нет, две дуры!
— Анастасия Михайловна, постойте! — и две девчонки, смахивая слезы с ресниц, устремились за хозяйкой.
Идти троице предстояло недолго. Совсем скоро Настя услышала, как взревел двигатель, потом раздался удар, скрежет и кто-то закричал…
— А ну! — шикнула она на двух горничных, которые побледнели как два полотна и едва не бросились наутек. — Стойте тут!
Оставив непрошенных помощниц за спиной, Настя подхватила глефу, выбралась из кустов и побежала по тропинке. Скоро между деревьев она увидела нечто большое и красное…
В темной комнате я увидел лишь одно. Стекло. Огромное — во всю стену. И за ним располагалась еще одно помещение.
Серые стены. Стол. Два стула и два человека. Больше там ничего не было. Стерильно, как в больнице.