Титановый бардак
Шрифт:
Еще Гуле запомнились некто Шидловский Илларион Борисович, диплом врача имевший, но взомнивший себя поэтом (в Боровичи он попал не из лагеря, а прямо со скамьи подсудимых — и потому предложение Гули о работе по специальности гневно отвергший), корабельный врач-хирург Розинг Николай Лиамович, переживающий лишь о том, что немедленно встать к столу ему мешает лишь дрожь в руках от голода и еще один, заявивший, что он обучался медицине в Берлине и Лейпциге не для того, чтобы лечить "мужичье и хамов".
За неделю из двадцати человек Гуля выбрала семерых врачей и трех фельдшеров для Боровичской больницы, еще один врач был отправлен обустраивать больницу в Мошенском. Непризнанный
— Ну трудно разве ошибку в бумаге исправить? Медник я, не медик! Хотите, за день вам самовар сделаю?
Этого Гуля отправила мужу: медник мог Валентину пригодиться, а срок он получил всего лишь за пьяную драку с милиционером. Изувечил его, конечно, сильно — но милиционеру этому явно не стоило заниматься плотскими утехами с женой очень нехилого мужика, к тому же соседа по коммуналке…
В конце декабря Петр, как и обещал, прислал Валентину телеграмму — из Риги прислал. А второго января и сам в Боровичи приехал. С «хорошими новостями», которыми поспешил со всеми поделиться. В целом его информацию все приняли, скажем, благосклонно, вот только Аня заставила его изрядно поволноваться:
— Ага, они разошлись, и один отправился искать миллион, а второй — вагон водки. Петруха, ты когда по фотохромные стекла договаривался, каким местом думал? То есть я знаю каким, однако в следующий раз ты такие тесные штаны не надевай…
— Ань, что не так? Ты же сама говорила, что если в стекло добавить немного хлорного или бромного серебра…
— Петь, ты в школе уроки химии прогуливал, что ли? В стекло добавляют углекислый натрий между прочим, а натрий — он более активный металл, чем серебро, и после плавки в стекле останется хлористый натрий и кристаллики серебра. Да что там, даже кремний — и то активнее серебра, и все эти присадки во время плавки разложатся…
— Понятно, с фотохромными очками мы пролетели…
— Ну не горюй, я, кажется, смогу сообразить, как технологию поменять и отработать. Вот будет у нас много электричества…
— А я думаю, что эта затея с очками изначально дурацкая, — высказала свое мнение Оля. — Если дело только в присадках, буржуи какой-нибудь анализ проведут и, даже если мы всё везде запатентуем, сами делать начнут. Нам там со стеклами этими ничего не светит.
— Надеюсь, что светит, — ответ химика-профессионала тут же всех успокоил, — я просто кое-что об этих технологиях уже знаю, поскольку тут как раз чистая химия металлов — а потенциальным конкурентам придется долго корячиться. Очень долго и очень-очень дорого, так что никто просто не захочет пиратить, стекла дешевле у нас покупать окажется. Гигантских прибылей это и нам не принесет, но курочка по зернышку… Кстати, и я всех слегка порадую: Вова синтетический аспирин наконец сделал, теперь осталось лишь электричеством разжиться — и можно будет массовое производство запускать. Это, конечно, ближе к концу весны случится, но Вацлаву уже можно реальный продукт показывать, и, если получится, допфинансирование под выпуск аспирина выбить. Кто поедет в Москву?
Ох вы деньги, деньги, деньги, денежки…
На подготовку визита к Менжинскому Петр потратил почти полтора месяца и в Москву смог поехать лишь четырнадцатого февраля. Впрочем, как и предсказывала Оля, Вячеслав Рудольфович всерьез «достижения химиков из Боровичей» не воспринял, так что еще неделю с лишним Петру пришлось организовывать встречу с
— Николай Александрович, на свою работу денег наше Управление найдет, а от вас нам было бы желательно получить лишь заключение о том, что производство это действительно очень важно для здравоохранения. Но только вот что: заключение ваше должно быть передано лично товарищу Менжинскому, а никому другому о нём вообще знать не нужно. По целому ряду причин, среди которых и вопросы экономические… внешнеэкономические. А еще, чтобы исследования наши продолжались успешнее, я бы попросил вас подобрать преподавателей… врачей и фармацевтов, с определенным опытом, а не скороспелых выпускников мединститутов, для нового медицинского и химико-фармацевтического институтов, которые осенью откроются в Боровичах.
— Почему в Боровичах? И я не уверен, что доктора с большим опытом согласятся поехать в провинцию…
— Я же не сказал «отправить», я сказал «подобрать». Подобрать тех, кто, по вашему мнению, для такой работы подходит. А уж склонять их к переезду к нам мы сами будем.
— Я категорически протестую…
— Николай Александрович, давайте так договоримся. Поскольку времени у нас еще достаточно, вы подумайте над персоналиями — но мне о них ничего не говорите, а потом, я думаю где-то в июне-июле, уже мы с вами вдвоем съездим в наш славный древний купеческий городок и уже тогда вы сами разберетесь, захотят ли эти люди сами — подчеркиваю, именно сами и именно захотят — переехать. Причем временно: у нас там работа исследовательская, а фармзаводы нужно будет в других местах строить… мы подскажем, где именно.
Двадцать шестого Петр вместе с товарищем Семашко посетили Менжинского. Предполагалось, что двадцать восьмого они сделают совместный доклад на Коллегии ВСНХ, но Вячеслав Рудольфович предупредил, что докладывать придется, скорее всего, без него: у него как раз на эту дату намечено «очень важное дело». О сути «дела» «старый ФСБ-шник» разузнал в секретариате, и утром двадцать восьмого он, вместе со срочно вызванным из Боровичей Валентином, устроились на довольно неудобных деревянных креслах в ожидании «захватывающего спектакля».
Николай Фотиевич Оболенский смотрел на происходящее со скукой. Не то чтобы его не волновало происходящее, просто он заранее знал, чем всё закончится. Владимир Ильич Симонов — тот вообще делал вид, что дремал. А вот Павел Юрьевич Постельников смотрел на всё с явным интересом, но и его, похоже, заинтересовали лишь два молодых человека, сидящих почему-то в зале и периодически что-то шепотом обсуждающие. Причем один еще и постоянно что-то записывал в тетрадку — а заинтересовали бывшего капитана первого ранга не действия этой парочки, а то, что судья смотрел на них… с опаской смотрел. Впрочем, действо скоро закончилось и всех уже осужденных «граждан» отвели в камеру рядом с залом судебных заседаний, как извещала непосвященных табличка на двери. Впрочем, в этом здании непосвященных не было.