Титус Гроан
Шрифт:
Взрыв не поддающихся описанию чувств сотрясает девочку, когда она, подняв голову, видит перед собой отца. Даже на миг не предполагала она, что Граф сможет присутствовать на Завтраке, – и он, и Доктор, как ей представлялось, так и останутся в спальне. Отец, каким Фуксия видела его в последний раз, столь живо запечатлелся в ее сознании, что, обнаружив его в совершенно иной обстановке, девочка ощущает мгновенный прилив надежды – надежды, что ей все это приснилось, – что она и не была в его комнате, – что он не сидел на каминной доске, округлив лишенные всякой любви глаза; ибо сейчас перед нею кроткий, печальный, измученный человек со слабой улыбкой привета на устах.
Последовавший за ними Свелтер теперь усаживает госпожу Шлакк в кресло, на спинке которого краской написаны сзади слова: «ДЛЯ ПРИСЛУГИ». На столе перед нею расчищено место, имеющее форму полукруга, здесь лежит продолговатая подушка. Усевшись, госпожа Шлакк обнаруживает, что подбородок ее приходится вровень с краем стола, так что поднять свой сверток и положить его на подушку – все это требует от нее немалых усилий. По левую руку ее восседает Гертруда Гроан. Госпожа Шлакк скашивает на нее опасливый взгляд. Взгляд упирается в протяженную тьму, ибо черные одежды Графини, похоже, не имеют конца. Госпожа Шлакк
Справа от Нянюшки сидит Граф. Он откинулся в кресле, неподвижный, слабый, но по-прежнему несмело улыбающийся дочери, занявшей место по другую сторону стола, напротив матери. Справа и слева от Фуксии располагаются, соответственно, Ирма Прюнскваллор и ее брат. Доктор и Фуксия переплели и сцепили под столом тонкие пальцы. Кора сидит напротив Графа, своего брата, а слева от Графини, лицом к Ирме, застыла Кларисса. Освещенный свечьми, превосходный сочный окорок занимает почетное место на том конце стола, где расположились Кора и Граф, над окороком нависает Свелтер, который уже приступил, вооружась большим ножом и стальной лопаточкой, к исполнению своих официальных обязанностей. На другом конце стола в кресле с высокой спинкой исходит раздражением Баркентин.
Поесть удавалось урывками – лишь когда между нескончаемыми формальностями и пышными процедурами, зачинаемыми Баркентином в приличествующие, освященные веками мгновения, возникала недолгая пауза. До крайности утомительные для всех присутствующих, процедуры эти будут навряд ли менее скучными для читателя, и потому мы не станем изводить его длинным перечнем ритуалов Завтрака, начиная с разбития центральной Вазы, осколки которой затем сложили в две кучки – у головы и в ногах Титуса, – и кончая странным представлением, устроенным Баркентином, который (по-видимому, символически изображая власть, облекавшую его как хранителя нерушимых законов Горменгаста) семь раз взад-вперед протопал среди d'ebris [14] еды по столу, бия деревянной ногой в темный дуб.
14
Здесь: остатков (фр.).
Никто из сидящих за длинным столом не знал, что их на помосте не девятеро, а десятеро. И было десятеро во весь Завтрак.
Десятый – Стирпайк. Поздним вечером прошлого дня, когда трапезная купалась в теплой и пыльной дымке, когда каждое движение порождало в ее безмолвии гулкое эхо, он торопливо пробежал от двери к платформе, неся подмышкой черный, короткий сверток, похожий на скатанную рыбачью сеть. Убедившись, что он здесь один, Стирпайк наполовину развернул ткань, скользнул по деревянным ступеням на помост и тут же скрылся под столом.
В первые мгновения из-под стола доносился лишь тихий скрежет, сопровождавшийся время от времени металлическим звяканьем, но после скрежет усилился и несколько следующих минут в трапезной стоял изрядный шум. Стирпайк и всегда-то предпочитал работу быструю, особенно когда речь шла о грязных делах. Выбравшись, наконец, из-под стола, он тщательно отряхнулся от пыли и можно было заметить, жаль вот, замечать оказалось некому, что, хотя обмякший сверток ткани по-прежнему при нем, сеть куда-то запропала. Если бы тот же предположительный наблюдатель заглянул под стол – не важно с какой стороны, – он не увидел бы ничего необычного, потому как смотреть под столом было решительно не на что; однако, когда бы он дал себе труд пролезть между ножек стола, а там и взглянуть вверх, он увидел бы растянутый в самой середине низкой «крыши» чрезвычайно удобный гамак.
Вот в этом гамаке и покоится ныне, вытянувшись во весь рост, Стирпайк – в полутьме, огороженный замкнутой панорамой семнадцати ног живых и одной деревянной, а говоря точнее, шестнадцати, поскольку Фуксия сидит, подвернув одну ногу под себя. Спускаясь с Двойняшками вниз, Стирпайк поспешил покинуть их и успел проскользнуть в трапезную первым. Дубовая столешница простирается в нескольких дюймах от его лица. Особого удовлетворения Стирпайк не испытывает – слишком много времени занимает разыгрываемая над ним и не видимая им фантастическая пантомима. Разговоров никто никаких не ведет: Стирпайк во время кажущегося нескончаемым завтрака слышит лишь малоприятный, наставительный голос Баркентина, он выматывает душу, произнося одну обветшалую, легендарную фразу за другой; раздражающий, смущенный кашелек Ирмы, да потрескивание кресла под Фуксией при всяком ее движении. Время от времени Графиня бормочет нечто невнятное, после чего колени Нянюшки всякий раз принимаются нервно тереться одно о другое. Ноги старушки не достают до полу самое малое дюймов на двадцать, и Стирпайка так и подмывает взять да и дернуть за одну из них.
Уяснив, что столь ловко устроенное укрытие никакой совершенно выгоды ему не сулит, и понимая, что выбраться из него никак невозможно, Стирпайк начинает думать, как думает машина, так и этак прокручивая в голове положение, которое он теперь занимает в Замке.
Если не считать Сепулькревия с Титусом, главные интересы коего все еще ограничены белым и черным мирами – молоком и сном, – очень немногие из сидящих за столом находят себе иное занятие: все погружаются в размышления, поскольку разговаривать им нельзя, а шансов отведать блюда, столь щедро расставленные перед ними, нет почти никаких – никто ничего вдоль стола не передает. Вот они и размышляют над попусту вянущими яствами. Несущийся с конца стола сухой стариковский голос оказывает на них, даже в столь ранний час, действие почти усыпляющее, и пока мысли их блуждают где ни попадя, уходя и возвращаясь, дождь продолжает стучать по высокой кровле над ними, и капли падают, падают, падают в лужу, разлившуюся далеко в середине пространной трапезной залы.
Никто не слушает Баркентина. Дождь барабанит уже целую вечность. Голос старика источает тьму – и тьма источает голос, и конца этому нет и не будет.
ГРЕЗЫ
…и так холодно руки и ноги зябнут но у меня они лучше чем у Клариссы она вечно колется когда вышивает неуклюжая хотя и у нее тоже замерзли надеюсь но мне хочется чтобы у Гертруды они были холоднее чем лед в разных ужасных местах она такая толстая и важная и чересчур большая хорошо бы она обморозила свою дурацкую жирную грудь когда мы получим власть мы так ей и скажем Кларисса и я когда он нам позволит он такой умный умнее всех в Замке а наши троны сделают нас королевами только я буду сидеть выше интересно где он сейчас а глупая Гертруда думает будто я боюсь я и боюсь только она не знает и мне хочется чтобы она умерла и я бы увидела ее большое уродливое тело в гробу потому что во мне настоящая кровь а бедный Сепулькревий изменился это она с ним сделала уродливая баба с толстой грудью и морковными волосами не человек а овощ какой-то как же здесь холодно как холодно руки ноги Кларисса чувствует то же что я хотя она положим соображает медленнее меня и так глупо выглядит со своим открытым ртом не то что я у меня-то рот не открыт ну и открыт ну и что я сама оставила его открытым а вот сейчас закрою он и закроется и мое лицо станет совсем совершенным совсем таким каким оно будет когда я получу власть и Западное крыло запылает от роскоши интересно почему пожар получился такой большой не понимаю мы созданы чтобы блуждать во тьме и когда-нибудь я возможно прогоню Стирпайка только пусть он сначала все для нас сделает а может и не прогоню пока не знаю время еще не пришло подожду посмотрю потому что он вообще-то не такого хорошего рода как мы ему положено быть слугой но только он такой умный и иногда обходится со мной уважительно как ему и положено конечно потому что я леди Кора из Горменгаста я здесь одна такая я и моя сестра которая тоже такая но у нее не такой характер как у меня ей следует во всем со мной советоваться до чего же тут холодно и Баркентин никак не закончит какой он противный но я слегка поклонюсь ему не низко примерно на дюйм чтобы показать что он справился со своим делом удовлетворительно не так чтобы хорошо а удовлетворительно с этим его голосом и деревянной ногой как это глупо и ненужно обзавестись такой ногой вместо настоящей возможно я брошу на нее взгляд пусть видит как я гляжу на нее недолго нет всего секунду чтобы показать что я это я и что ей не следует забывать чья во мне кровь на что стал похож бедный Сепулькревий рот перекошен он уставился на нее а она выглядит такой испуганной бедная дурочка Фуксия которая еще слишком молода чтобы в чем-нибудь смыслить а все-таки никогда не приходит к нам с визитами мы бы ее всему научили да только ее жестокая мать по злобе настроила ее против нас есть хочется но никто мне ничего не передает потому что этот тощий писклявый Доктор заснул или почти заснул а Свелтеру на меня наплевать всем наплевать кроме этого умного мальчика.
Тут что-то глухо ударило в стол справа от Коры, сразу за Доктором.
…и хоть совершенно очевидно что долго он так не протянет но не могу же я накачивать его вулканическим гидрофондорамисхроматом каждые пять или около того часов а на самом-то деле и чаще вон и рот у него уже перекосило дьявол овладевает им вот самое точное выражение клянусь всем что есть ужасного на свете но и эта штука может его прикончить коли я не буду осторожен и ведь бог один ведает что случится если сыч снова полезет наружу но все-таки мы должны вернее я должен быть готовым ко всему нужно заранее обдумать разного рода непредвиденные повороты потому что никто тут больше ни за что не отвечает разве вот за исполнение здешних ритуалов а я никогда еще не видел столь неприятно реального случая замещения личности ибо хотя деперсонализация и укоренилась в нем основательно это не самое важное а вот совиное уханье вещь науке пока неподвластная хотя начало-то всему положил пожар в библиотеке тут сомневаться нечего о да нечего потому как до пожара мне приходилось иметь дело лишь с меланхолией а благодарение всем богам пузырьков и принцам порошков у меня имелись лекарства достаточно действенные чтобы с нею справляться сегодня же ему нужно будет вернуться в постель как только закончится завтрак и надо еще позаботиться чтобы кто-то оставался при нем когда я буду отлучаться поесть хотя еду-то мне могут приносить в его комнату так оно будет и лучше пожалуй я попрошу об этом Фуксию конечно ей может оказаться не по силам видеть во что превратился отец хотя с другой стороны пока ничего определенного сказать нельзя следует быть осторожным да будет благословенна ее славная душа бедная девочка какой у нее несчастный вид как скорбно она сжимает мой палец впрочем я предпочел бы чтобы она в отчаянии стиснула его это было бы более симптоматичным проявлением обуявшего ее откровенного ужаса. Надо бы попытаться успокоить ее если получится хотя во имя всяческой тактичности что я могу сказать чтобы успокоить умную тонко чувствующую девочку видевшую как ее отец ухает сидя на каминной доске и все-таки нужно о ней позаботиться очень и очень нужно может быть Ирма отведет ей комнату в нашем доме впрочем все выяснится в ближайшие несколько часов так что придется держать ухо востро тем более что от Графини помощи ждать не приходится у нее туман в голове, а Ирма она и есть Ирма и ничего кроме чистой воды Ирмы ныне и вовеки веков выходит остается один Стирпайк который для меня загадочен в котором я весьма и весьма сомневаюсь и присутствие которого нахожу все менее забавным и все более зловещим каковое ощущение я не способен обосновать сколько-нибудь рациональными доводами не считая того что он явно ненормален и сосредоточен лишь на себе но кто же из нас не таков? надо будет конечно иметь его в виду но постараться по возможности обойтись без него хотя с другой стороны мозги есть мозги а у него таковые имеются причем неплохие может и стоило бы прибегнуть к его услугам прямо сейчас но нет нет этого я делать не стану клянусь всей и всяческой интуицией не стану и хватит об этом с чем нужно будет управиться я управлюсь и сам ну и ну давненько мою пожилую персону не одолевали предчувствия столь тягостные однако подождем и увидим тем более что ждать придется недолго и надеюсь видеть тоже поскольку во всем этом присутствует нечто весьма опасное и уж этого клянусь всем что расцветает в апрельской лощине отрицать невозможно видимо праздные мои денечки подходят к концу но боже ты мой цыганочка что-то уж больно крепко сдавила мой палец и куда черт возьми она смотрит а на его перекошенный рот ну вот похоже все начинается сызнова…