Титус один
Шрифт:
ГЛАВА ДЕВЯНОСТАЯ
Гепара довольно быстро отыскала логово старика и, надо сказать, он оказался тем еще стреляным воробьем. Девушка сразу спросила, помнит ли он экспедицию и в особенности ту опасную ночь, которую все они провели в Черном Доме.
– Да-да. Разумеется, помню. А что такое?
– Ты должен доставить меня туда. Сейчас, – сказала Гепара, внутренне дрогнув, уж больно дряхл был ее собеседник.
– Чего это ради? – спросил он.
– Я заплачу тебе… и хорошо заплачу. Мы возьмем
– Что возьмем? – переспросил семидесятилетний старик.
– Мы полетим, – сказала Гепара, – и найдем это место с воздуха.
– А, – произнес старик.
– Черный Дом… понимаешь? – спросила Гепара.
– Да. Я слышу. Черный Дом. Юго-юго-восток. Вдоль мелкой реки. Ага! Потом на запад, в землю диких псов. Сколько? – спросил он, встряхивая грязной седой шевелюрой.
– Пошли, – сказала Гепара. – Об этом поговорим потом.
Однако грязного старика, бывшего землепроходца, такой оборот не устраивал. Он задал сотни вопросов – о полете, о машине, но по большей части о финансовой стороне предприятия, составлявшей, похоже, главный его интерес.
В конце концов, они обо всем условились и через два часа были уже в пути, скользя над деревьями.
Внизу смотреть было не на что – кроме огромного моря листвы.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ
Титус, дремавший в объятиях юной селянки, розовой, золотистой, на берегу говорливой реки, приоткрыл один глаз, ибо сквозь журчание пробился еще какой-то шумок. Поначалу юноша ничего не увидел, но, приподняв голову, с удивлением обнаружил за нависшей над водою листвой желтый летательный аппарат. Как ни близко прошел он, Титус все же не сумел разглядеть, кто им управляет, девушке же и вовсе было не до вертолетов.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ВТОРАЯ
Погода была прекрасная, вертолет плыл над деревьями без всяких помех. Долгое время в кабине стояло молчание, но в конце концов правившая машиной Гепара обернулась, чтобы взглянуть на своего спутника. Было что-то отвратительное в полете столь грязного существа по чистому воздуху. И ощущение это усугублялось тем, как старик пялился на Гепару.
– Будешь глазеть на меня, – сказала она, – прозеваешь ориентиры. Что нам сейчас нужно высматривать?
– Твои ноги, – ответил старик. – Вот уж, верно, хороши, под луковым соусом. – Он плотоядно ощерился и вдруг хрипло воскликнул: – Обмелевшая река! Отсюда берем на юг!
Три протяженных, кобальтово-синих горы встали над горизонтом, образовав вместе с солнечным светом, омывавшим листву внизу и танцующим на речной воде, картину, исполненную такого спокойствия, что холодок, которым потянуло, как сквозняком, снизу, показался жутким в его неожиданности. Он словно был нацелен на них, и в тот же миг Гепара, глянувшая вниз, чтобы найти его источник, невольно вскрикнула…
– Черный Дом! Смотри! Смотри! Под нами.
Вырастая, когда они снижались, и припадая к земле, когда поднимались, развалины обратили двух столь несочетаемых изыскателей в подобие собственного флюгера…
От крыши не осталось почти ничего, от внутренних стен тоже, но Гепара, приглядевшись, сразу вспомнила колоссальные интерьеры этого здания.
Чуялось в нем что-то несказанно скорбное и ощущение это невозможно было объяснить только тем, что здание разрушалось, что полы его помягчели от мха, а стены затерялись в папоротниках. Что-то большее всего этого наполняло Черный Дом неумолимой тьмой – тьмой, ничем не обязанной ночи, и, казалось, затмевавшей собою даже дневной свет.
– Снижаемся, – сказала Гепара, и, когда она с великой точностью посадила машину на серый ковер крапивы, лисенок, навострив уши, скачками унесся прочь, и плотная стая скворцов, словно взяв с вертолета пример, начала, приглушенно ропща, винтом подниматься в небо.
Старик, очутившись на твердой земле, не сразу вылез из вертолета, но сначала, обратясь в подобие ободранной мельницы, потянулся сразу всеми четырьмя сухими конечностями, а уж потом соскочил на землю.
– Эй! – крикнул он. – Вот ты и здесь, и что теперь делать будешь? Соберешь букет дурацкой крапивы?
Гепара не ответила – быстрая и легкая, словно птица, она переходила с места на место, осматривая то, что могло бы быть остовом аббатства: тут имелась груда тесанных камней, из которых, возможно, – а возможно и нет, – был некогда сложен алтарь, богослужебный или богохульственный.
Расхаживая по мху и палой листве, Гепара – неяркое солнце висело над ее головой, лес стоял кругом, негромко нашептывая что-то себе самому, – мысленно отмечала вещи самые разные. Умение запоминать все, что сможет когда-либо пригодиться, было ее второй натурой, и потому Гепара впитывала сегодня умом, да и всем своим существом, не просто общий характер того, что ее окружало, не только расположение, пропорции и размах этих причудливых декораций, но также входы и выходы, кои предстояло заполнить невиданными фигурами.
Тем временем старик, нисколько не стесняясь, помочился, испустив вялую струйку.
– Ну ты, – снова скрипуче крикнул он, – так где же?
– Что – где? – прошептала Гепара. По голосу ее было ясно, что мыслями она далеко отсюда.
– Сокровище. Мы же за ним прилетели, что, не так? Сокровище Черного Дома.
– Никогда не слышала, – сказала Гепара.
В лице старика полыхнул такой гнев, что горячий отблеск его окрасил даже белизну бороды.
– Не слышала? – вскрикнул он. – Тогда какого же ты…
– Еще одно грубое слово, – произнесла Гепара страшным в его безразличии тоном, – и я брошу тебя здесь. Здесь, среди всей этой гнили.
Старик зарычал.
– Ступай на свое место, – продолжала Гепара. – И если ты хоть пальцем прикоснешься ко мне, я прикажу тебя высечь.
Назад они возвращались наперегонки с тьмой, поскольку Гепара провела в Черном Доме времени больше, чем намеревалась поначалу. Теперь, проплывая над переменчивым ландшафтом, она могла произвести необходимые расчеты.