Ткани мира
Шрифт:
– А точно можно? А то мне сейчас слегка неловко: девочка сама меня приглашает к себе в гости, даже не будем делать поправку на сложившиеся обстоятельства, – надо же мне было разъяснить ситуацию.
– У тебя разве есть девушка? – вопрос, окончательно поставивший меня в тупик. И именно в тот момент, когда я начал подносить кружку с чаем-кипятком.
Что же ей ответить? Со мной такое впервые: любой ответ влечёт за собой последствия, которые, как я вижу ещё оставят хорошо различимые отпечатки в моей жизни, и без того потрёпанной работой со стариком Казимиром и Дональдом.
– А у тебя разве есть молодой человек? – Решил избрать не очень хорошую тактику ответа вопросом на вопрос, сразу отмечаю, что и здесь я последствия не просчитываю.
– А я первая спросила, – ответила Соня уже на повышенном тоне.
– Нет, – личное бессознательное ответило вместо меня.
– А почему? – девочка снова смягчилась в голосе.
Что ей отвечать? Мне совершенно не хочется портить разум этого ангелочка, но бессознательное всё чаще указывает мне, что девочка красива и хороша. Так и слышу у себя в голове распевы «Она а-а-а-ангел, она а-а-а-ангел…» Я не помню, сколько времени прошло с вопроса Сони, но я ответил:
– Давай я тебя провожу до дома? Патрули раза два на неделе заглядывают в номера гостиницы.
– Ну проводи меня, Андрей, – с улыбкой ответила Соня.
Здесь я оставляю дневник без присмотра, предвкушая выволочку от старика Казимира, и сопровождаю Соню Зимину, родители которой работают в Чернобыле, домой. Думаю, что весь путь я буду смотреть на неё, любоваться ангельской красотой.
«Я ему с самого начала понравилась?», – думала Софья, вспоминая обстоятельства, при которых они познакомились.
День 30-го октября 65-го года
Информация от старика Казимира, отправленная мне, судя по дате, в субботу, вызвала у меня двойственную реакцию: в руководстве польского ополчения всё чаще звучат мысли о бессмысленности восстания и возможности заключения мира и представлении всех зачинщиков перед украинским судом. Я прекрасно понимаю, что в эти списки входят и старик Казимир, и Пекинский сотоварищи, и даже я сам. Согласно украинскому законодательству, за попытку насильственного захвата власти, максимальным наказанием является пожизненное лишение свободы в какой-нибудь захирелой, гнусной колонии особого режима. Но чутьё подсказывает, что власти припишут преступления необоснованные, абсурдные, местами нелепые, чтобы поляков смогли законно приставить к стенке и подарить каждому несчастному граммы свинца. Такая перспектива меня ни капли не устраивала, ведь я не только себя подставлял под острие украинства. За эти дни, что я навещал в жёстких комендантских условиях Соню Зимину, я успел к ней привыкнуть, привязаться. Мы беседовали абсолютно обо всём: о культуре, спорте, о конце света, даже о сексуальности, о которой мне было очень неловко говорить в присутствии тринадцатилетней девочке. Оказалось, она знает слегка больше фактов, касающихся этой пикантной темы, чем я.
– Ты мне так и не ответила на мой вопрос, – вспомнил я нашу первую встречу.
Соня всё улыбалась, изредка приглаживая свои волосы.
– Какой?
– У тебя есть молодой человек?
Тут я совершил тактическую ошибку, улучив момент для питья горячего чая с бергамотом.
– Комплексуешь из-за того, что про сексуальность я знаю больше тебя?
Случилось то, что случилось. Слизистая рта мне это не простит. В течение добрых двух минут я кашлял, пытаясь избавиться от чая в дыхательных путях. Соня очень ласково и сильно стучала мне по спине, после чего она применила способ Геймлиха, от которого я стал вдыхать воздух со звуком икающего суриката. После чего она снова села напротив меня и продолжила пить чай с бергамотом, лукаво подмигивая мне. Чего она хочет этим добиться? Показать, что она более образованна, чем юноша на вид лет шестнадцати-семнадцати? Меня даже это не волнует так, как собственно моё отношение ко всему происходящему. Я не могу точно описать своё состояние, удивительно, не находятся слова, которые максимально точно смогли бы охарактеризовать мою внутреннюю картину… А если это болезнь? Всегда отбрасываю этот вариант, потому что такая симптоматика ни к какой известной медицине и психологии болезни не подходит. А если это… любовь? Неужели я влюбился? И как поступать далее? Объясниться Соне, или мучиться дальше, держа свои чувства, ранее мне неизвестные в себе?
– Знаешь, Соня, – решился я начать свою отчаянную попытку признания в любви, – я прежде никогда не знал таких образованных девочек, которые спокойно могут говорить с парнями на такие щекотливые темы. Со мной такое впервые, но я не знаю, как это описать.
– Ты уж постарайся, Андрей, нет ничего во Вселенной, что нельзя описать даже одним словом, – Соня всё так же сохранила улыбку на лице.
– Только ты не подумай, что я с приветом в голове и по жизни.
– А ты постарайся.
– Хорошо, я постараюсь, – я сделал паузу и начал, – Соня, мы с тобой знакомы вот уже четыре дня, мы с тобой уже всё на свете обсудили. И мне часто кажется, что я тебя знаю гораздо дольше, не четыре дня. Я… я… я люблю тебя, Соня. Не умею слова связывать, в первый раз у меня такое.
Соня молчала. Даже кружку с чаем поставила подальше. Она смотрела попеременно на меня и в потолок. Если я впервые объяснялся в любви девушке, то Соня впервые слушала объяснения в любви от парня. Всё-таки у неё не было молодого человека. Мы долго молчали. Я решил прервать молчание:
– Я, наверное, пойду.
– Уже уходишь, Андрей? – помрачнела Соня.
– Украинский патруль – это не только два парня, – вымолвил я, – я ведь не каждого украинца могу послать на хер.
– Завтра придёшь ко мне? – спросила Соня.
– Если ты, конечно, будешь рада меня видеть.
– В силу вскрывшихся обстоятельств, у меня на тебя появились планы.
Я от удивления бегло осмотрел дом Сони. Вот ситуация, даже не успел оценить квартиру. Двухкомнатная, светлые обои, люстры, похожие на цветки белой лилии, фортепиано… Ух ты, инструмент. Чёрный полированный. Соня поняла, что я приковал свой взгляд на нём:
– Беларусь.
– Что? – я повернулся к Соне.
– Инструмент называется так. «Беларусь». Хорошие были инструменты. Недавно возобновили производство. Этот, кстати, – Соня открыла крышку фортепиано, – четвёртый из новой партии. Давай я тебе сыграю. Вот я неумелая, даже не устроила тебе экскурсию по своему жилищу.