Тьма египетская
Шрифт:
53
Яхмос, уже несколько часов томившийся в одном из затенённых переулков, встрепенулся. Встрепенулись и его воины, стоявшие длинными шеренгами во всех улицах, сходившихся к воротам цитадели. Хнумхотеп и Нутернехт, даже не дожидаясь особой команды фараонова брата, бросились вправо и влево, отдавая приказания своим младшим офицерам. Давно уже было обговорено, что и как делать. Эта часть города засуетилась, как муравейник перед дождём. По тем улицам, по которым вытянулись копьеносные сотни, в сторону площади перед цитаделью потекли человеческие
Ворота гиксосской крепости слегка приотворились, образуя проход в два локтя шириной, и сразу же поехали обратно, дабы у египтян не возникло соблазна ворваться внутрь. На белой раскалённой площади остался один человек. В кожаном панцире с сияющими бляхами и красивыми перьями на шлеме. Он немного постоял, внимательно глядя перед собой, высматривая тех, кто его сейчас должен убить. Площадь перед ним была пуста, только там, шагах в полусотне, в тенистых устьях улочек, копошилась какая-то ощетинившаяся копьями жизнь.
Что они там прячутся, от солнца или от него? Неужели ему ещё придётся идти туда к ним? Ведь договорено, что его убьют перед воротами. Попасть в египетский плен ему никто не даст. Наконечники сотен азиатских стрел нацелены ему в спину. Нет, всё же, видимо, придётся сделать несколько шагов вперёд, чтобы его рассмотрели.
Раздался ещё один приглашающий взвизг трубы.
Мегила сделал неуверенный шаг вперёд, потом ещё и ещё.
Тогда, почти одновременно с ним, из всех укрытий на том конце площади выдвинулись и стали продвигаться щупальца пехотных колонн.
Сзади, со стены, «царскому брату» закричали, чтобы он остановился.
Он остановился.
Колонны египетских пехотинцев выдвинулись ещё шагов на пятнадцать и тоже замерли. Что означали эти действия, Мегила не понимал, и ему было наплевать на это. Солнце пекло, кожаный саркофаг давил, пот напитал брови и заползал в углы глаз.
Противостояние одинокой фигуры и египетской армии продолжалось недолго. Неожиданно пространство между колоннами начало заполняться робко двигающимися, но многочисленными людьми. Им не хотелось туда, вперёд, к стенам страшной крепости, слишком они привыкли её бояться, но сзади их подгоняли копья людей Нутернехта и Хнумхотепа. Как будто человеческий Нил заполнял только что построенные каналы.
Заполнил.
Мегила с тупым раздражением смотрел на все эти движения. Что им ещё надо? А, зрители, они пригнали сюда всю городскую чернь, дабы она полюбовалась, как зарежут «царского брата»! Вот что придумал великий придумщик, великий жрец Аменемхет. Мегила был уверен, что до сих пор всё в Фивах совершается волей или коварством этого человека.
Как только заполнение «каналов» закончилось, вдоль робкой толпы побежали с разных сторон глашатаи, выкрикивая одну и ту же фразу.
Сначала Мегила не понял, что они кричат. Но потом одновременно с двух сторон, в оба уха, вошёл этот смысл, и ему стало по-настоящему жутко. Он содрогнулся, и ему захотелось немедленно бежать отсюда. Он рассмотрел, что почти все пришедшие сюда горожане держат в руках камни.
А глашатаи кричат, что по повелению фараона Камоса «царский брат» Мегила приговорён за совершение гнусного мужеложства с мальчиком по имени Меринтах к побиванию камнями.
Теперь должно было стать ясно всем жителям Фив, кто настоящая власть в Египте Верхнем и даже Нижнем. Нечестивая, нечистая, поганая власть Апопа прекращается. А о том, что она гнусна и нечестива, говорит то, что сам «брат царя» — омерзительный, преступный мужеложник. И никто его не защитит, вон даже воины Авариса спрятались за стенами, признавая право фараона Камоса судить и миловать всех под солнцем Черной Земли, вплоть до ближайших людей из дома Апопа.
Глашатаи с визгом проносились вправо и влево перед глазами Мегилы, как растянутые тени. Он сделал шаг вперёд, пытаясь поднять здоровую руку, требуя справедливой смерти от меча или копья. Первый же камень попал именно в эту руку, заставив её опуститься. Второй попал в кадык, и опустилась голова. Вокруг встала пыль от сотен камней, падавших рядом. Уже через несколько мгновений Мегила стоял на одном колене, мотая головой, как вол, попавший под нападение оводов. А камни летели сплошной стеной.
Сзади, со стороны стены, прилетела спасительная стрела и попала «царскому брату» точно в шею. Он тут же умер. Но стрела, понятно, уже ничего не могла изменить в том, что произошло.
54
Нил продолжал разливаться. С борта лодки уже трудно было рассмотреть берега. Камыши стояли по пояс в мутной воде. Виднелись лишь наклонно торчащие пальмы, какие-то белые строения или развалины. Усадьбы? Храмы? Когда рассеивалась утренняя дымка, удавалось разглядеть восточную каменную гряду, отделявшую постепенно потопляемую долину от пустыни. Западная гряда в этих местах отступала от речного русла дальше и была недостижима для взгляда лежащего мальчика.
«Серая утка» скользила вниз по течению, распугивая встречные суда грохотом кавалерийских барабанов, предусмотрительно захваченных в дорогу.
Мериптаху устроили ложе на корме, среди нубийских мешков и тюков колдуна. Он почти не двигался, мог только слегка скосить взгляд и дёрнуть ноздрями, сгоняя муху, севшую на нос. Ел немного, но охотно. Было понятно, что он решил жить, а не перебираться в Дуат. Лежал, тихо вдыхал пропитанный тёплой речной сыростью воздух, слушал заунывное, почти непрерывное пение безлошадных всадников, составлявших охрану судна.
Лодка, на которой совершалось плавание, была отнюдь не самая большая и красивая, хотя и флагманская, о чём свидетельствовала палатка на носу, в которой лежал «царский друг» Шахкей. События предыдущих дней показали, что он поступил правильно, доверившись судну скромному. Яхмос конечно же попробовал обмануть его. Для виду он провёл свои корабли мимо цитадели вверх по реке, якобы освобождая путь, на самом деле оставил в засаде несколько судов с лучниками в устье полузаросших старых каналов. Когда корабли отступающих гиксосов проходили мимо, египтяне напали из засады на крупнейший из них, считая, что именно там должен находиться командир. Они взяли его на абордаж, и когда бой на палубе был в разгаре, лодка хитроумного Шахкея как раз проскользнула мимо. Люди Нутернехта, командовавшего операцией, поняли это поздно и смогли лишь разразиться проклятиями и выстрелить из всех своих луков вслед ускользающему противнику. И удача, почти уже павшая в объятия Шахкея, вдруг дёрнула плечом и одна из стрел попала речному всаднику в бедро.