Тьма императора. Жизнь на двоих

Шнайдер Анна

– Они уже в госпитале, – отозвался дознаватель, а Валлиус добавил:

– С обоими все в порядке. Ваша жена пришла в себя, с ней работают психотерапевты.

– Ваше величество… – вновь заговорил Гектор, – что делать с… родственниками Софии Тали?

– Пока ничего не сообщать. Позже, – ответил император, наклоняясь над Агатой.

Брать ее на руки было страшно. Арена даже холодный пот прошиб – он опасался, что что-нибудь случится либо с дочерью, либо с контуром Софии.

София… неужели он больше никогда ее не увидит?

Император

осторожно подхватил Агату на руки и медленно, боясь дышать, поднял с превращенной в пепел земли. Все осталось, как и прежде – дочь не двигалась, а контур облеплял ее тело, словно вторая кожа.

– Идемте к лифтам, – сказала Эн, и в ее голосе Арену почудилось сочувствие. – Я сама перенесу вас с Агатой.

– Спасибо, – проговорил император, прижимая к себе дочь.

– Пока не за что, – вздохнула Эн.

Обычно по выходным в госпитале было чуть спокойнее, чем в будни, но не в эту субботу. По сигналу тревоги, включенному по приказу Вагариуса, мобилизовали все службы, в том числе и Императорский госпиталь. Заведующие отделений, которые при обычном режиме по выходным на работе отсутствовали, были вынуждены в срочном порядке явиться в госпиталь и теперь толпились возле зала для переносов, ожидая главного врача. Прошло еще слишком мало времени для того, чтобы слухи разошлись в полном объеме, поэтому большинство сотрудников оказались не в курсе произошедшего и ждали дальнейших указаний.

Император с Агатой на руках, Эн и Валлиус вышли из двух лифтов одновременно. Главврач, оглядев застывших в изумлении сотрудников – не каждый день видишь императора, еще и с такой странной ношей, – скомандовал:

– Заведующий реанимационным отделением идет с нами. Остальные пока могут расходиться по своим рабочим местам. Домой никто не уходит.

Вперед вышел высокий мужчина с густыми черными волосами и направился следом за императором, Эн и Валлиусом, которые уже следовали к лифтам.

– Алекс, в какую палату? – спросила Эн, не оборачиваясь.

– Четыреста пять.

Арен разговоров почти не слышал – он нес Агату как можно осторожнее, стараясь не забывать про эмпатический щит. Ощущать сейчас чужие эмоции он совершенно не хотел – своих было слишком много.

Контур, коконом окружавший дочь, не мерцал и не пульсировал – просто светился, так же ярко, как и прежде, когда Агата лежала на земле среди пепла. И императору казалось, что он несет на руках не только дочь, но и Софию.

Милая маленькая София. Неужели больше никогда?..

– Сюда, – сказала Эн, распахивая перед Ареном створки белой больничной двери.

Палата, в которую вошел император, была очень просторной, с удобной, почти двуспальной койкой, широкой тумбочкой, столом у окна, парой стульев и даже шкафом для одежды – но Арен этого и не заметил. Он аккуратно, не дыша, положил Агату поверх белоснежного покрывала и с тревогой вгляделся в лицо дочери – бледное и по-прежнему безучастное. Она словно спала, но это точно был не сон – иначе Арен уже дозвался бы.

– Около получаса назад возле Императорского музея была активирована портальная ловушка, – заговорил главврач. – Ее высочество осталась невредимой благодаря тому, что… – Он на секунду запнулся, будто эта мысль его удивляла. – …Что ее аньян стала контурным щитом.

– Аньян? – А вот в голосе реаниматолога было не то что удивление, а настоящий шок.

– Аньян, – вмешалась Эн. – Но давайте не будем терять время. Алекс, вы не могли бы распорядиться, чтобы мне принесли необходимую аппаратуру? Мне нужен «колпак» и…

– Стоп-стоп, – перебил ее заведующий отделением. – Вы что собираетесь делать? Я не очень понимаю. Я не против того, чтобы обеспечить вас оборудованием, но хотел бы знать, что вы планируете предпринять. Я ведь отвечаю за все, что происходит в моем отделении.

– Я пока не знаю, что собираюсь делать, – ответила Эн спокойно. – Это невозможно решить за десять минут. Надо подумать.

– Я прошу прощения, но, на мой взгляд, здесь все ясно. Есть три варианта – надо катализировать сознание либо медикаментозно, либо физически, либо ментально и заставить девочку отпустить контур. Чем скорее она его отпустит, тем лучше.

– Замолчите.

В палате повисла тишина. Арен напряженно смотрел на дочь, теперь уверенный в том, что ему не показалось, и Агата действительно сильнее сжала кулаки.

А еще в уголках глаз он заметил слезы.

«Агата, – позвал император мысленно. – Агата, радость моя, ты слышишь?»

В голове зазвенело от истошного крика.

«НЕТ!!!»

И вновь тишина.

Арен с трудом сделал вдох – в груди болело так, словно у него самого был сердечный приступ – и холодно сказал:

– Во-первых, я прошу вас всех контролировать, что вы говорите при моей дочери. Она слышит и переживает. Во-вторых, я не желаю слышать ни слова о том, что она должна отпустить контур.

– Ваше величество… – начал реаниматолог тоном человека, который собирается уговаривать, но его перебила Эн.

– Агата! – произнесла она громко, делая шаг к койке, и остановилась у императора за спиной. – Меня зовут Эн, три года назад я вылечила твоего дядю Арчибальда. Не волнуйся, я постараюсь сделать все, чтобы вернуть твою аньян. – Девушка запнулась, задержав дыхание, а потом ответила: – Да, я обещаю.

Значит, Агата говорила с ней ментально? Арен не успел спросить – Эн прояснила все сама.

– Но больше не обращайся ко мне мысленно, иначе быстро устанешь. И расслабь немного руки. Не бойся, контур от этого не исчезнет, наоборот, тебе станет легче его держать.

Кулаки дочери после этих слов действительно чуть разжались.

– Алекс, давайте выйдем, я все вам объясню, – продолжала Эн. – Брайон, и вам тоже. Ваше величество… вы пока можете побыть здесь, я потом еще раз отдельно вам все расскажу.