Тьма миров
Шрифт:
Конечно, девушку смущал моральный аспект предстоящей охоты на монстра. А уж если выражаться точнее, так он очень сильно смущал, заставлял испытывать жгучий стыд, заранее разрастался в душе чувством вины за еще не произошедшее, и тем самым конкретно злил. По причудам диалектики именно эта злость как раз и была залогом успеха в том предприятии, которое, даже не успев начаться, уже доводило Мериду до белого каления.
Странно? Отнюдь!
Ведь только в сказках Зло можно победить своей Добротой. Наверное ив реальной жизни тоже можно, да только в виде исключения. А чаще всего обуздать распоясавшееся Зло способно лишь другое Зло, равное ему по силе, а то и намного превосходящее. Вопрос конечно спорный: можно ли остаться чистеньким и добреньким, если кого-то уничтожил? И оправдывают ли благие цели те мутные средства, к которым приходится прибегать при их достижении, чтобы не допустить использования
Но Мерида-то знает, на чьей она стороне! И в курсе того, кем ей придется стать на время, чтобы не допустить худшего. А потом еще и всю свою оставшуюся жизнь помнить будет о случившемся, люто ненавидя себя такую. Вот девушка и бесится в душе, одновременно целенаправленно взращивая ярость и люто ненавидя её же. Ведь она всю сознательную жизнь, сколько себя помнила, усиленно боролась со своей скрытой от посторонних глаз сущностью метаморфа, безжалостно подавляя инстинктивно рвущиеся наружу проявления изменчивости внешности, зависимой от собственных чувств и остро реагирующей на окружающую обстановку. А всё потому, что хотелось быть такой же, как и остальные маги, ничем особым из них не выделяясь.
Еще в детстве, будучи девочкой умной и наблюдательной, Мэри заметила, что её неконтролируемые изменения внешности, наглядно отражающие внутреннее психо-эмоциональное состояние, до жути пугают находящихся поблизости от неё людей. И даже друзья-подруги, с которыми Мерида носилась целыми днями по Старгороду в поисках приключений, (знавшие её, казалось, как облупленную; с которыми она пуд соли уже слопала, да и бочку меда до донышка вылизала) так и то, каждый раз после сильного или внезапного изменения её внешности, надолго впадали в шоковое состояние. А потом неделями косились на подругу исподлобья, словно на неведомое и, возможно, опасное чудище, с неохотой, как бы через силу, по принуждению общаясь, будто заново привыкали к ней нынешней, хотя этот облик им был знаком, да и для неё он являлся истинным и повседневным.
В большинстве жизненных ситуаций девочка со временем научилась себя контролировать. Вот только разве что с изменением формы прически и переменой цвета волос никак не удавалось справиться. Да и глаза тоже жили отдельной от хозяйки жизнью, меняя цвет по собственному усмотрению под настроение, словно хамелеоны. И Мерида в конце концов позволила радужке и волосам вести себя так, как им заблагорассудится. А по правде, она сознательно не желала ими управлять, хотя наверняка давно могла бы подчинить своей воле. Но в их независимости, абсолютно безопасной для окружающих, присутствовал некоторый вызов обществу. Дескать, да, вот такая я! И ничего с моей метаморфской сущностью вам не поделать. Если нравлюсь, принимайте меня, какой уродилась. Ну, а кому не по душе моё общество, так я никому не навязываюсь: проваливайте подобру-поздорову, пока не покусала. И гладкой скатертью вам дорожка, без колдобин и ухабов, с попутным ветром в горбатую спину. А еще в легкой, ненавязчивой изменчивости волос присутствовал некий неуловимый шарм. Но каким бы он ни был неуловимым, девочка ухватила его скрытую суть: подобное трудно предсказуемое поведение прически большинству магов нравится, что облегчает взаимопонимание с ними при общении. И значит, теперь причудливые выкрутасы волос — её фирменная фишка. Личная!
По большому счету, Мериде повезло. Она родилась не истинным метаморфом, и даже не являлась полукровкой. Вряд ли в её жилах текло более трети исконной крови древней и таинственной расы Изменчивых, доставшейся девочке по наследству от матери, которая и сама-то наполовину была колдуньей, а вот на другую… Иначе, как знать, возможно Мэри повторила бы судьбу родительницы, попытавшейся какое-то время пожить нормальным человеком, но при первой же возможности с радостью сбежавшей на темную сторону, к тем кто ближе по духу, а потому роднее.
Да и второй раз колесо Фортуны, сделав поворот вокруг оси, вновь остановилось на знаке удачи: девочка, не успев до конца озлобиться на весь белый свет после исчезновения близких ей людей в том числе и по вине собственной матери, которая тоже потом недолго задержалась рядом с дочкой, попала в замок Хилкровс. Её приняли туда на учебу. Кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба Мериды, если б учителя колдовской школы, все до единого, не оказались настолько внимательными, заботливыми, терпеливыми, любящими и в меру строгими, что в результате почти смогли заменить юной колдунье фактически отсутствующую семью. Наверняка она, судьба, сложилась бы из рук вон плохо, если вообще сложилась бы, а не сломалась, точно хлипкий карточный домик под ураганным ветром. Но Мэри грех жаловаться. За время обучения в Хилкровсе ей не давали повода почувствовать себя одинокой и позаброшенной, сиротой без роду-племени. И она помнит о проявленной заботе. А потому будет всегда безмерно благодарна своим наставникам, научившим её не только отличать настоящее добро от истинного зла, но и показавшим, что кроме черного и белого цветов мир раскрашен еще во множество других оттенков. Поняв и приняв его многоцветие, невольно становишься добрее и уже не рубишь топором с плеча там, где можно обойтись скальпелем. Да и к себе начинаешь относиться иначе, не убиваясь по свершенным незначительным ошибкам, но и не воспаряя в поднебесье самолюбования из-за пары-тройки добрых поступков. Просто живешь и наслаждаешься каждым новым днем, по возможности, конечно.
Желто-красный глаз одной из двух лун Лоскутного мира исподтишка заглянул в слуховое окно амбара. Никто не стал швыряться в него камнями, и даже не ругался крепкими забористыми выражениями на неуёмное любопытство спутника. И тогда он, осмелев, через некоторое время выкатился целиком, заполнив весь проем и в упор уставившись на колдунью.
Она тоже пару минут поглазела на Луну, а затем решительно откинула в сторону простыню, которой укрывалась, и встала. Мерида на всякий случай минутку вслушивалась в ночные звуки, но предосторожность была явно излишней. Тролли вернее всего давным-давно мирно посапывали, видя уже незнамо какой по счету сон. И значит ей можно смело отправляться на охоту, не боясь оказаться замеченной. Девушке совершенно не хотелось волновать своих гостеприимных хозяев. Пусть уж лучше они ничего не знают о её ночных похождениях до поры до времени. Когда с монстром будет покончено, Мэри их уведомит о том, что дальше можно жить спокойно и без страха. А сама с чистой совестью отправится решать проблему своего возвращения домой к бабе Ники. Эта задачка потруднее, чем завалить монстрюгу.
Безмолвной тенью колдунья выпорхнула из амбара и быстрым шагом, едва ли сильно отличающимся от бега трусцой, спустилась по тропинке к кромке озера. Она немного постояла на берегу, чутко прислушиваясь к ночным звукам и решая, куда направиться, чтобы начать поиск чудища-террориста. И хотя звуки рядом с водоемом слышались более отчетливо, да и прилетали издалека, но всё же человеческий слух не в состоянии вычленить из, казалось бы, обыкновенной мелодии ночи ту одну единственную нотку фальши, что неуловимо портит симфонию жизни присутствием страха перед монстром. Да и зверье тоже эту нотку вряд ли слышит. Но зато оно её чувствует своим особым чутьем, звериным нюхом, инстинктом самосохранения. Всех этих качеств Мерида тоже могла бы добиться, помедитировав часик-другой и войдя в транс. Да только в таком состоянии какой из неё охотник на монстров? Скорее уж полуфабрикат для позднего ужина чудищу. Или для раннего завтрака. Это уж от его образа жизни зависит. Но как ни назови, а слопают беззащитную ведьмочку за милую душу и не подавятся, сыто рыгнув на прощание вместо слов благодарности за предоставленное удовольствие полакомиться деликатесом.
Горное направление поиска девушка отмела сразу и безоговорочно. Во-первых, район крайне малонаселенный, а значит, монстр там давным-давно с голоду окочурился бы, или ему по-любому пришлось бы перебраться на предгорную равнину. Во-вторых, Заясан упоминал о таинственных исчезновениях именно местных жителей. А они, насколько поняла девушка, не большие любители экстремального альпинизма: некогда заниматься подобным баловством, дел по хозяйству у каждого невпроворот. И самый главный аргумент против ночного скалолазанья — Мерида не хочет свернуть себе шею просто так, без веской на то причины. А потому поиск чудища начнется на более удобной местности. Вот только откуда именно?
Кругом лес, что справа, что слева, разделенный проселочной дорогой, усердно утоптанной за столетия использования торговцами и прочими праздношатающимися. Она спускается от горных поселений гномов, убегая к ближайшему городку людей, которому первопоселенцы дали странное название Вуходвинск. Чащоба раскинулась сразу за озером на приличной территории, простираясь вплоть до кромки горизонта. Правда, по левую руку деревья менее густо произрастают. Отсюда, с возвышенности прекрасно видны днем частые проплешины полей, лугов, хуторов, выселок и мелких деревушек, подпортившие сочно-зеленую шевелюру леса. На противоположной стороне дороги дебри выглядят гораздо более густыми, дремучими и зловещими. Если здраво рассудить, то в итоге получается: слева у монстра просторная кухня, а справа, наверняка, — уютная спальня. Стоит наведаться к нему в гости, здоровьишком поинтересоваться. Если чудище на него не жалуется, то придется исправить это упущение.