Тьма наступает
Шрифт:
— Пусто! — ахнули в толпе.
Я оказался прав — хотя до конца всё же не был уверен. До тех пор, пока не взял коробку в руки. Лёгкую, почти ничего не весящую.
Элементарная логика: для чего скармливать толпе настоящую наживку, если цель уже достигнута? Если люди уже пришли сюда? Выстроить бутафорские штабеля из пустых коробок — куда проще. Не говоря уж о том, что дешевле…
В толпе охали и ахали. Потом послышалось неизбежное:
— Не может быть!
— Она, поди, одна такая, остальные хорошие!
— А ну, проверь другие!
Будь на моём месте Жорж Юсупов — от автора последней
Но я не был Жоржем. И последнее, что мне нужно было сейчас — это паника.
— Другие? — спросил я. — Хорошо. Но — один раз. На этом проверки закончим.
Цепь выстрелила в коробки. В этот раз я собирался вырвать из середины штабеля сразу несколько — чтобы у собравшихся исчезли последние сомнения. Но произошло неожиданное. Цепь не выхватила из штабеля коробки. Вместо этого она пробила в нём дыру. А через мгновение — ещё одну, выскочив правее.
Вместо того, чтобы захватить коробки, цепь вырвала кусок картона. Штабель оказался нарисованным. Из коробок (пустых) состоял только верхний ряд. Ну, может, два…
Вот теперь толпа мне поверила. Поднялся неописуемый гвалт.
— Тихо! — рявкнул в громкоговоритель я. — Теперь, надеюсь, всем всё ясно? Ни у кого не осталось сомнений? Или, может, кто-то желает получить на память крашеную картонку?
Судя по гудению, такого не желал никто.
— Расходитесь, — приказал я. — Всем, кто будет вести себя разумно, я лично гарантирую получение компенсации. По предъявлению лотерейного билета завтра, прямо с утра, во всех отделениях государственного банка будут выдавать деньги. По рублю ассигнациями за каждый билет. С моего личного счёта.
Толпа радостно взревела. А я усилием воли изгнал выросший перед глазами образ Григория Михайловича Барятинского. С дедом мы будем разбираться потом.
— Повторяю: тем, кто будет вести себя разумно! — напомнил я. Добавил голосу магического убеждения. — Расходитесь. Не спеша. Не толкаясь. Спокойно!
Я заставлял себя так говорить. Хотя на самом деле изо всех сил хотелось заорать: «Вон отсюда! Быстро! Чтоб духу вашего тут не было!».
Понимал, что подгоняя людей, добьюсь эффекта ровно противоположного — в толпе начнётся давка, и выходы, ведущие сквозь корпуса Гостиного двора на улицы, заблокируют намертво. А уж с учётом того, что снаружи тоже напирают люди… Пробираясь по крышам, я видел, что Витман успел принять меры: в конце улиц мелькали полицейские мундиры. Толпу начали разгонять. Но опустеют улицы не раньше, чем через час — которого у меня нет.
Присутствие Светы мне уже не требовалось. Сам чувствовал, как над площадью сгущается Тьма. Да и простая логика подсказывала, что людей должны были согнать сюда к определенному часу. Тому, в который начнётся прорыв.
Глава 14
Попасть на площадь можно было сквозь арки в корпусах Гостиного двора. Я помнил, что по плану их восемь: по три в зданиях, выходящих на Садовую и Перинную улицы, и по одной — в тех, что выходили на Невский проспект и в Чернышев переулок. Сейчас, стоя на трибуне, я видел все эти выходы. Толпа, послушавшись меня, начала распадаться на восемь потоков. Медленно, неохотно —
Я повернулся к музыкантам.
— Вы тоже уходите. — Сунул ближайшему, держащему в руках скрипку, купюру. — Вот, за труды.
— Ваше сия… — попытался крякнуть скрипач.
— Быстро! — прикрикнул я.
Добавлять голосу магии не пришлось. Видимо, и без того прозвучало убедительно. Музыканты попрыгали с трибуны вниз и смешались с толпой. А распорядителя уже и видно не было. Слинял, должно быть, подобру-поздорову — пока почтеннейшая публика морду не набила…
Полчаса. Мне нужно полчаса — на то, чтобы здесь стало хотя бы не так тесно. До чего же медленно они двигаются, чёрт бы их побрал! А подгонять нельзя.
— Тем, кто будет вести себя разумно, их сиятельство кинут подачку! — раздалось вдруг прямо у меня над ухом.
Распорядитель лотереи, оказывается, вовсе не слинял. Он раздобыл где-то ещё один громкоговоритель. И теперь надрывался, крича в него — аж приседал от напряжения.
— Их сиятельство рассыплют перед вами мелочь, будто корм перед свиньями! Вы верите, что так будет? Верите, что он сдержит слово? Барятинский — аристократ! Ему плевать на вас! Он пообещает вам золотые горы, а сам…
— Заткнись. — Я накинул на шею распорядителя цепь. Дёрнул, притянув его к себе. — По каторге соскучился?
— Да ссылай! — взвизгнул распорядитель. — Всех не сошлёшь! Твари! Сатрапы! Палачи!
В визге прорезались знакомые истеричные нотки. А я понял, что происходит, даже раньше, чем их услышал. Выругался.
Эх, чуть-чуть не успел!
Распорядитель ухватился за цепь руками и растянул её в стороны. Высвободился. Захохотал. Из его глазниц плеснула Тьма.
Я позволил себе на мгновение отвлечься, чтобы взглянуть на толпу. С неудовлетворением понял, что цели своей распорядитель добился: движение застопорилось. Сомневаюсь, что люди поверили его словам о том, что я не сдержу слово. Их скорее задержало любопытство: на трибуне творилось нечто из ряда вон выходящее. Какой-то мозгляк посмел задрать хвост на аристократа. Интересно, чем теперь дело закончится?..
— Джонатан! — крикнул я.
Объяснять задачу фамильяру необходимости не было. Он будто считывал информацию непосредственно из моей головы. Представлял собой если не продолжение меня самого, но какую-то часть — точно.
Джонатан взмыл вверх и на этот раз обернулся стаей голубей. Которые образовали над трибуной круг и принялись ронять на толпу увесистые шлепки помёта. Реакция последовала незамедлительно — люди, с матюгами и проклятьями, отхлынули.
Вовремя: фигуру распорядителя начал окутывать чёрный кокон. А руки мужика пришли в движение: начали сминать в комок кипу рекламных листовок.
Догадавшись, зачем он это делает, я выстрелил цепью, попытался стянуть ему руки. Но распорядитель с сатанинским хохотом увернулся. Упал на пол. Моя цепь пролетела мимо. А в руках у распорядителя появилась зажигалка.
В следующую секунду в сторону картонных бутафорских штабелей, изображающих горы подарков, полетел огненный шар. Крашеному картону много не требовалось: штабели загорелись мгновенно.
В толпе завизжали. Люди бросились к выходам. Ещё немного, и начнётся давка.
Давку нельзя допустить.