Тьма сгущается
Шрифт:
– Скажу, что это было бы важно для Ункерланта, не будь у него таких обширных земель. Они нуждаются в привозных товарах гораздо меньше всех остальных королевств.
– В первую очередь они нуждаются в здравом смысле, а этого добра ни на каком корабле не привезешь. Тебе и самому не мешало бы проявить здравый смысл, братец. Ты просто никак не можешь смириться, что альгарвейцы победили. Вот так-то!
– А ты, дядя? – спросил Эалстан, прежде чем отец успел ответить.
Теперь пришла пора пожать плечами Хенгисту:
– А какая теперь разница,
– А теперь вспомни, что твоему сыну альгарвейцы дозволили изучать, а что – нет. Да, каунианам они приберегли и вовсе кнут, но и для нас у них тоже не пряники лежат! – резко отозвался Хестан.
– Они уже правили этой страной, когда мы с тобой были пацанами. И если бы они не проиграли Шестилетнюю войну и ункерлантцы не передрались бы между собой из-за трона, мы бы так и не увидели своего собственного короля. И все знают, что альгарвейцы обращаются с фортвежцами лучше, чем ункерлантцы!
– Но мы должны быть свободны! – не выдержал Эалстан. – Фортвег – великое королевство. Мы были великим королевством уже тогда, когда об альгарвейцах и ункерлантцах и речи не было. И они не имеют никаких прав рвать нас на части, словно жареного гуся. Ни сто лет назад, ни сейчас!
– А у мальчика есть характер, – заметил Хенгист, обращаясь к брату, и обернулся к племяннику: – Если тебя это может примирить с действительностью, то попробуй осознать, что больше нас никто на куски не рвет. И не будет рвать уже никогда, потому что этого не допустят слуги короля Мезенцио. Он держит в своих руках весь Фортвег целиком.
Но Эалстан не желал мириться с очевидным. И не дожидаясь, когда ему разъяснят, где используются простые проценты, а где сложные, он выскочил из комнаты. И уже не услышал, как Хестан вздохнул:
– В древние времена фортвежцы и даже светловолосые кауниане имели шанс преуспеть в Альгарве. Не так легко, конечно, как рыжики, но если человек того стоил, то он вполне мог пробиться. Но я очень сомневаюсь, что подобное возможно в наши дни.
– А я бы тоже не хотел, чтобы меня обошел какой-нибудь шустрый каунианин и сел на меня верхом! Ну разве что какая-нибудь милашка в обтягивающих штанишках! – расхохотался Хенгист.
«Так вот откуда Сидрок всего этого понабрался», – подумал Эалстан и направился на кухню в надежде стянуть там сливу. Но ничего не вышло: на кухне была Конберга и уходить не собиралась – она только что раскатала тесто. С тех пор как в Громхеорст вместе с альгарвейцами пришли трудные времена, мама с сестрой стали очень строго относиться к мелким кражам съестного.
Старшая сестра заметила его и, не отрываясь от работы, улыбнулась. Это слегка приободрило Эалстана, и он бочком двинулся к буфету. Ее улыбка не исчезла даже тогда, когда он потянулся к вазе с фруктами. И она даже не шлепнула его измазанной в муке рукой. Он взял сливу и надкусил: какая сладкая! По подбородку стекла липкая капля сока и застряла
– Что это у тебя? – спросила сестра, имея в виду не сливу, а бумаги, которые он все еще держал в руке.
– Задачки по счетоводству. Отец нагрузил. – Эалстан попытался изобразить небрежную улыбку. – Я, конечно, не гений, но он хоть не порет меня за ошибки, как мастер в школе.
– Дай-ка взглянуть, – попросила Конберга, и брат протянул ей листки. Она быстро проглядела их, кивнула и отдала обратно. – Там, где нужно было рассчитать сложные проценты, ты просчитал простые.
– Да, отец так и сказал… – начал Эальстан, но тут же осекся: – Вот уж не думал, что ты обучена таким вещам! – Он и сам не определил бы, чего в его возгласе было больше – возмущения или удивления. Похоже, и того и другого поровну. – Не в твоей же девчачьей академии тебя этому научили!
Конберга грустно улыбнулась:
– Нет, не там. Хотя, возможно, и могли бы. Но не научили. Это все папина наука. Он сказал, что никогда не знаешь, как судьба повернет. Так лучше иметь что-то в руках и в мозгах, если придется сражаться с ней в одиночку. Но это было до войны, понимаешь?
– Ох ты, – выдавил Эалстан и оглянулся на раскрытую дверь гостиной. Отец с дядей все еще расхаживали взад и вперед, но о чем они говорили, отсюда было не слышно. – Да, отец умеет заглядывать далеко вперед.
Конберга согласно кивнула:
– И учиться у него было намного труднее, чем писать плохие стихи, чему обучали меня мои наставницы. Правда, они и сами не понимали, что стихи были плохими. Но это даже лучше оказалось – понимаешь, о чем я? А может, и не поймешь никогда, потому что мальчиков, наверное, учат чему-нибудь полезному.
– Нас училидо тех пор, пока альгарвейцы не сунули нос в наши школы, – с горечью промолвил Эалстан. Но тут же, встряхнув головой, вернулся к интересующей его теме. Он был не из тех, кого легко сбить с толку. – А я и не знал, что отец учит тебя подобным вещам.
– А я бы тебе никогда в этом и не призналась, если бы все шло по-старому, – усмехнулась Конберга, и внезапно Эалстан увидел мир как-то совсем по-новому. – Мужчинам редко нравится, когда женщина знает слишком много или хорошо соображает. Или хотя бы выглядит умной и ученой. Я думаю, это потому, что большинство мужчин не так уж много знают, а котелки у них варят и того хуже.
– Только, пожалуйста, вот не надо при таких словах жечь меня праведным взглядом! – фыркнул Эалстан, и Конберга рассмеялась. Он сграбастал еще одну сливу.
– Ладно, эту можешь взять, но больше ни-ни! И если ты надеялся, что сможешь стащить еще, то это лишь доказывает, что и у тебя котелок не очень-то соображает.
Теперь расхохотались оба. Дверь со двора открылась, и вошел Сидрок, похоже, привлеченный весельем. Увидев в руке кузена сливу, он тоже схватил одну. Тут уж Конберга ничего не могла поделать: раз Эалстану можно… Она махнула рукой и снова занялась тестом.