Тьма в его сердце
Шрифт:
Мама.
— Мама, привет, — ответила я, отодвигая от себя тарелку. Разговор будет не из приятных, но и дальше избегать его я не могу.
— Наконец-то ты ответила, я начала думать, что ты игнорируешь меня, — сказала она холодным голосом, таким, что можно было заморозить все вокруг.
— Прости, не было времени, — отмахнулась я. Хотя понимала, мама не поверит в эту отговорку, ведь я часто общалась с Конрадом, а он часто общался с мамой и наверняка рассказывал ей о многих вещах, произошедших в моей жизни.
Маменькин сынок.
— Это печально, что для меня ты не в состоянии найти и минуты времени.
В горле образовался ком, который я никак не могла проглотить. Даже сделав глоток кофе, успехом это не увенчалось. В груди плескалось раздражение, но оно полностью было вытеснено вязким чувством вины. Мама не была плохим человеком, она заслуживала к себе только хорошего отношения.
— Как твои дела? — решила спросить я, потому что тему для разговора никак не удавалось подобрать.
— Я в порядке, — ответила она потеплевшим голосом. — Собираю вещи.
— Зачем?
От мысли, что мама решит нагрянуть в штаты, мне стало нехорошо.
— Я и Саймон летим завтра вечером в Портофино, отдохнем пару недель.
Фух. Пронесло.
— Здорово!
Саймон и мой отец когда-то были хорошими друзьями. После знакомства с мамой, он больше не мог думать о других женщинах, мама очаровала с первой минуты их знакомства. Саймон скрывал свои чувства долгие годы, старался игнорировать влечение, но, в конце концов, увел маму у отца.
Саймон стал вторым маминым мужем и нашим с братом отчимом. Я всегда осуждала их обоих за то, как они поступили с моим отцом.
— Как обстоят дела у Саймона на работе? — спросила я, отрывая кусочек запеченного теста.
— Все хорошо, он планирует открывать новый офис в Италии, — ответила мама. Ее голос становился то тише, то громче, должно быть, она зажала телефон между ухом и плечом.
Саймон сколотил свое состояние на цифровых технологиях. Мама после передачи акций мне и брату не участвовала в управлении Хэтфилд, у нее итак был приличный счет в банке.
— Я думала вы едете туда, чтобы отдохнуть.
— Одно другому не мешает.
Крошка от теста упала на мою грудь, и я резким движением смахнула ее с ткани. Сегодня на мне была простая одежда: черный пуловер в обтяжку, заправленный в свободные джинсы с завышенной талией. На ногах черные ботинки. А волосы были распущенны, предварительно выпрямлены утюжком. Никаких блузок, юбок и туфель. Никакого дресс-кода. Хватит пытаться быть хорошей дочерью.
Откусывая круассан и делая глоток кофе, я, наконец, поняла, чем мне так нравилось это место, оно напоминало о Франции и о близких людях.
Нашу с Конрадом бабушку со стороны матери звали Сорайа Морель, она была француженкой. Когда-то Сорайа вместе с мужем Филиппом — нашим дедушкой, основали небольшое дело на юге Франции. Позже у них родилась дочь Лаура — моя мама. Предприятие росло, и охватило всю Францию. Однако дедушка заболел, когда мама только вышла замуж. Он не мог управлять бизнесом, бабушка так переживала, что тоже не могла продолжать развитие предприятия и передала его в руки молодой пары Лауры и Томаса Хэтфилд. Маме и отцу удалось расширить территориальные рамки империи. И тогда они переехали в США.
После развода родителей, Саймон забрал нас с Конрадом и мамой в Париж. Лишь через пять лет мы вернулись в штаты. Этнически я была наполовину француженкой. В детстве мне приходилось жить на три страны, так как большая часть маминых родственников проживали во Франции, а папиных в Англии. Обе страны отзывались теплом в моем сердце.
— Джоанна ты хочешь мне о чем-нибудь рассказать? — осторожно спросила мама. Вопрос был скорее риторический, потому что по ее голосу было понятно: отказа она не примет.
Я тяжело вздохнула и снова отодвинула от себя тарелку с круассаном. Отвечать не спешила.
— Я волнуюсь, Джоанна. Твое поведение в последнее время наталкивает меня на мысль что у тебя, — она сделала паузу и заговорила тише, словно то о чем она говорит вне закона, — депрессия.
Я улыбнулась, но это скорее была улыбка отчаяния. Она не первый человек, который так считал. И снова мне придется доказывать, что у меня нет никакой депрессии.
— Что у меня? С чего ты это взяла? — спросила я и поднесла к губам стакан с кофе. Горячий напиток обжег губы и язык, но я проигнорировала это, все еще размышляя над словами матери.
— Ты даже на звонок не можешь ответить! Я не понимаю, что с тобой творится, но скажи, я могу тебе помочь? — участливо поинтересовалась Лаура. Я уловила в ее голосе тревожные нотки, ее тон сочился заботой и пониманием. Но как же меня это раздражало!
— Нет, ты ничем мне не поможешь, потому что со мной все в порядке, — отрезала я.
— Почему тогда ты ото всех отдаляешься?
— Я не отдаляюсь, я была занята и не могла тратить время на бесполезный телефонный треп.
— Конрад говорил…
Я не выдержала и перебила Лауру. Слушать от очередного человека о том, что я стала какой-то не такой, уже надоело. Мне не нужна была ничья помощь и поддержка, не нужны жалось и сочувствие.
— Да мне плевать, что говорил Конрад, мама. Я не хочу обсуждать это! Я работаю больше, чем другие. У меня практически нет выходных. Постояльцы моего отеля довольны и счастливы, они полностью удовлетворены пятизвездочным сервисом. Я не сижу дома и не пялюсь в телик часы напролет, не заедаю слезы мороженым и чипсами. У меня даже нет времени сходить в магазин! Мне некогда быть в депрессии!