Тьма века сего
Шрифт:
— Именно поэтому, сдается мне, осматривать их и теребить нарочито выделяющиеся бронзовые детали не имеет смысла. Статуи, думаю, здесь исключительно для красоты или отвлечения внимания, а рычаг в другом месте.
Мартин огляделся вокруг, окинув взглядом гладкие стены, мощеный плоским камнем дворик, статуи, тела, бассейн и тяжело вздохнул.
— Может, его просто разбить? — предположил Курт. — Физически. Выглядит эта друза довольно хрупкой…
— Я же говорил, — начал Грегор, и он оборвал:
— Я помню, но камень уже не в полной силе, он умирает.
— Попробуйте, — хмыкнул Харт, опустившись на четвереньки и начав ощупывать бортик бассейна.
Курт с сомнением оглядел полупрозрачные кристаллы, помедлил и решительно прошагал к разбитой скульптуре купидона. Подняв увесистую голову уродливого младенца, он вернулся к чаше и, не давая себе времени на раздумья, с размаху опустил кусок мрамора на друзу.
На миг показалось, что руки переломились во всех суставах, в лицо брызнуло каменной крошкой, в плечо ударил мелкий осколок мрамора, а в ушах зазвенело, словно рядом кто-то ударил в огромный гонг.
— Я же говорил, — сквозь неутихающий звон донесся до него насмешливый голос Харта. — Лучше примените свои знания инквизитора и проведите обыск в этом дворе.
Курт отер лицо рукавом, с трудом проморгавшись от каменной пыли, и посмотрел на механизм древних умельцев. Щетка красно-зеленых кристаллов стояла на месте, как прежде, и лишь несколько почерневших треснули.
— Статуи, — медленно проговорил Мартин. — Быть может, они все-таки имеют значение? И подсказка в их количестве или расположении?
— Подсказка кому? — возразил Курт, снова отерев глаза ладонью. — Самим себе? Не строили же они эту машину в расчете на гостей, которым захочется в ней поковыряться.
— В этом вся проблема символизма и эстетики, — медленно двинувшись по двору и озираясь, сказал тот негромко. — Даже когда этого не требуется, даже когда нет практической цели — история показывает, что второй смысл так или иначе закладывается, намеренно или нет. Они просто не могли этого не сделать. Где-то должно быть что-то… намекающее.
— Здесь шесть статуй, — пожал плечами Грегор, оглядев изваяния. — Боги. Боги римлян, но не только их. И — самые почитаемые. Шесть… Что такое шесть? Совершенное число. Число граней куба. Бог сотворил мир за шесть дней. Шесть вершин звезды Давида.
— У насекомых шесть ног, — безвыразительно договорил Курт, и тот, запнувшись, обиженно смолк.
— Они все развернуты лицом на механизм… — отметил фон Вегерхоф и сам себе возразил: — Что, в общем, логично. В чем еще может быть дело?
— Я что же, один буду здесь вытирать штанами камни? — недовольно окликнул их Харт, закончивший осмотр бортика бассейна. — Прекращайте гадать и помогите.
— Пути… Пути, — повторил Курт, когда взгляды обратились к нему. — Этот камень и этот механизм открывают путь на Древо Миров, но ни один из этих богов к путям прямого отношения не имеет. Кое-как подходит Плутон, но путь в подземный мир мертвых явно не может служить символом путешествия по мирам живых. Да и Меркурий — хранит и сообщает тайны, разносит вести, но провести
— Янус, — тихо подсказал фон Вегерхоф. — Бог дверей, проходов, входов и выходов… а также начала и конца, что особенно интересно в свете Древа. И его здесь нет.
— Его здесь нет, — повторил бауэр с упором. — Стало быть, нет и смысла в вашей догадке.
Мартин медленно прошелся по двору, снова оглядев уже многажды осмотренные стены и мощеный пол, заглянул за спины статуй, бросил взгляд на выход и на несколько мгновений замер, задумчиво покусывая губу. Подойдя к арке, заглянул за одну из створок, широко и самодовольно улыбнулся и с громким стуком захлопнул дверь.
— А вот и двуличный сукин сын, — констатировал Курт удовлетворенно и вместе с остальными приблизился, рассматривая украшенную резьбой и бронзовыми барельефами поверхность двери.
Два лика божества поместились на двух створках — юноша справа, старец слева, и оба смотрели не в противоположные стороны, а вниз, в пол.
— Здесь только лица, — отметил Харт. — Изображения тела нет… Что это значит?
— Возможно, ничего, — отозвался фон Вегерхоф, оглядывая створки. — Возможно, даже сам он ничего не значит, а секрет в одном из этих барельефов…
— Здесь виноград, ветки, пара птичек и пучок цветов, — возразил Курт. — Или это иносказательное изображение Древа, или просто на мастеров напал приступ украшательства. Или все это не значит вообще ничего, а Януса сюда прилепили просто потому что это дверь, а пантеон без него не вполне цел.
Он подошел к двери вплотную, рассматривая извивы барельефного орнамента, провел пальцами по стилизованной виноградной лозе, с усилием опустился на корточки, упершись в каменный пол коленом, и всмотрелся в лик молодой ипостаси. Мартин приблизился ко второй створке и тоже присел, разглядывая бородатый лик.
— Почему они смотрят в пол? — пробормотал Грегор за спиной. — Что это может значить? Что начало и конец едины? Что нет ни входа, ни выхода? Что путь завершается там же, где начинается?
— И всё тлен, — договорил Курт, проведя пальцем по двери над безбородой половиной Януса, и переглянулся с Мартином. — У тебя так же?
— Euge [133] , — подтвердил тот довольно, пригнувшись почти вплотную к барельефу. — Царапины. Еле заметные, но — вот они, полукруглые.
— Их надо повернуть, — уверенно сказал фон Вегерхоф, подойдя ближе и вглядевшись тоже. — Тогда Янус станет таким, каким ему положено быть, и будет смотреть в разные стороны. Имеет это отношение к механизму или нет, неизвестно, но для чего-то ведь это было сделано.
133
Довольное восклицание, наиболее близкое по смыслу к «ага!» (лат.).