Тьма
Шрифт:
— Ты расскажешь мне все о своих снах.
— Рашель, но это всего лишь сны.
— И поэтому ты спрашивал о них у Элиона? Часа не прошло. И поэтому ты бормочешь во сне ее имя? Ты обещал мне, что больше не будешь, и тут же, той же ночью снова она у тебя на губах, как нектар сладчайший. Я так больше не могу. Я хочу знать все.
— Может, лучше пойдем, еще разок искупаемся?
— После того, как все расскажешь. Если ты еще не заметил, здесь ты и здесь я. Один мужчина и одна женщина. Или один мужчина
— Конечно, я тебя выбрал. И потому я здесь. И потому я втащил в Тролл тебя, а не другую женщину, потому что выбрал тебя. Мы всегда будем вместе. И я тебе расскажу все о Монике. — Он уселся на валун. Эти сны его доконают! — Куда Йохан делся?
— Осматривается. Рыскает по лесу. Рассказывай.
Том всмотрелся в лес.
— Зачем ты его отпустила? А если заблудится? Я о нем беспокоюсь. Надо следить за ним получше.
— Не увиливай. Рассказывай!
И Том рассказал. Она сидела рядом, на соседнем валуне, и он рассказал ей почти все, иногда даже вдаваясь в детали.
Он рассказал, как в него стреляли в Денвере, как они полетели в Бангкок; рассказал о похищении Моники и о штамме Рейзон. Рассказал о мире, сконструированном в его снах, во всяком случае, о том, что сам запомнил, потому что вне сна все казалось расплывчатым и не вполне реальным.
— И знаешь, какое у меня сложилось впечатление от всего, что я услышала?
— Нет. Скажи.
— Все выглядит так, как будто ты представляешь там что-то похожее на то, что с нами происходит здесь. Я сказала, откуда меня нужно спасать, и тебе снится похожее место там, и ты спасаешь оттуда другую женщину. Здесь нам угрожает черный лес, и ты видишь тьму, которая разрушит тот мир. Болезнь. Бангкок — отражение реальной жизни здесь.
— Может быть, если я не смог остановить Таниса, то сумею остановить вирус.
— Нет, не сумеешь.
— Почему?
— Прежде всего, потому что это сон. Сам себя послушай. Ты хочешь изменять то, чего на свете нет. Не диво, что Микал не хочет кормить твои сны, рассказывать тебе про эти древние дела. — Рашель встала и скрестила руки на груди. — Единственный способ прекратить все это — найти эту самую Монику, к которой ты так присох. А мне этого не надо.
— Рашель, я с ней едва знаком. Это не любовь. Она лишь плод моего воображения, ты сама так сказала.
— Я не желаю, чтобы ты спал и видел другую, раскрасавицу Монику, в то время когда твой ребенок сосет мою грудь.
Он остолбенел.
— Какой ребенок? Ты что, собираешься кого-то рожать?
— А ты придумал что-нибудь лучше? — Она помолчала. — Я что-то не заметила других мужчин поблизости. Кроме того, Томас, я тебя люблю, даже если ты и видишь во сне других женщин.
— Я тебя тоже люблю, Рашель. — Он потянулся к ее руке, поднес ее к губам, поцеловал. —
— К несчастью, это от тебя не зависит. Был бы у нас рамбутан, я бы тебя кормила им каждый вечер, чтобы сны покинули тебя.
Том встал.
— Что?
— Мальчик…
— Что — мальчик?
— На верхнем озере он сказал мне, что у меня будет выбор, видеть или не видеть сны.
Рашель вгляделась в его лицо.
— В прошлую ночь ты спал со снами. Что, так захотелось? Это был твой выбор?
— Нет. Но что, если бы у нас был рамбутан?
— Здесь все другое, фрукты-ягоды другие.
— А вдруг… Как иначе мне избавиться от снов? Он ведь обещал мне.
У нее загорелись глаза. Она медленно обшаривала взглядом лес.
— Ладно, пошли купаться.
Несколько часов подряд они искали рамбутан, одновременно собирая материал для постройки укрытия. К полудню надежды найти сонную ягоду иссякли, Том больше думал о благоустройстве нового жилища. Мысли о снах отошли на второй план, ревность Рашель казалась смехотворной.
Он смотрел на нее, бродя с ней по лесу, и понимал, что никогда не будет любить другую женщину так, как любит ее. У нее дух орла и сердце матери. Ему нравилось даже то, как она с ним спорила, ее боевой задор.
Нравились ему ее походка, ниспадающие на плечи волосы. Даже с сухой кожей и серыми глазами казалась она ему прекрасной, а уж когда она вышла из пруда с гладкой кожей и зелеными глазами, смеясь и щурясь от солнечных лучей, у него дух захватывало.
Глупо ей бояться каких-то снов. Он предложил, чтобы она продолжала искать, пока он займется сооружением укрытия. Он уже кое-что задумал. Может быть, даже металл сумеет добыть.
Она тут же поинтересовалась, что он задумал. Кое-что из снов, ответил Том и сразу пожалел об этом. Может быть, рамбутан — как раз то, что ему сейчас нужно.
Вернувшись, Йохан принялся помогать Тому в сооружении из веток чего-то среднего между навесом и шалашом. Том знал, как это выглядит, и понимал, как его делать.
— Откуда ты знаешь, как связывать лианы? — спросил Йохан, когда они закончили крышу. — Я такого никогда не видел.
— Так делают в джунглях на Филиппинах, — ответил Том, поглаживая узлы.
— Что это за Филиппины такие? — удивился Йохан.
— Филиппины… Да нет их на свете. Я их сам придумал, — отмахнулся Том и сам себе поверил. Однако призадумался.
Рашель вернулась, когда Том уже подумывал, не пуститься ли на ее поиски.
— Ну, как мои мужчины? Что это вы такое тут соорудили?
— Это наш дом, — гордо объявил Том.
— Дом? Как будто стена косая. Или крыша рухнувшая.
— Нет, это не стена. Это сложная конструкция. Нравится?