Тьма
Шрифт:
— Надо отдохнуть. Я сейчас рухну.
Она взяла его под руку, повела к лифту.
— Сейчас я тебя уложу в постельку и никого к тебе не пущу. Баста!
Он не спорил. У него и сил на споры не осталось. Все равно он ни на что больше не способен. Ни сейчас, ни позже. Никогда.
— Не думай об этом, Томас. Ты сказал все, что надо. Они скоро сообразят.
— Может быть. То есть… Надеюсь, что нет.
Она, конечно, поняла. Единственное, что могло заставить
— Я горжусь тобой, — сказала она.
— А я тобой.
— Мной-то за что? Я ничего не делала. А ты у нас герой.
— Герой? Ха! Без тебя я бы сейчас в лучшем случае на ринге деньги зарабатывал.
— И то верно…
Вошли в лифт. Двое, больше никого.
— Раз уж ты прислушиваешься к моим словам, могу я предложить тебе еще что-то? — спросила Кара.
— Конечно. Только не уверен, что мой утомленный мозг способен что-либо воспринять.
— Понимаешь, я вот все думаю… — Она помолчала. — Если эти мерзавцы выпустят вирус, то никто не сможет его остановить. В течение двадцати одного дня они уж точно не успеют.
Он кивнул.
— И?
— Особенно если учесть, что все это уже достояние истории, как ты узнал в зеленом лесу. Откуда, впрочем, все это и пошло. Так?
— Ну?
— Но почему именно ты? Почему вся эта информация вывалилась на тебя? Почему именно ты прыгаешь из реальности в реальность?
— Потому что я как-то с этим связан.
— Потому что ты и только ты и можешь что-то понять, и различить. Ты причина всему. Вируса без тебя бы не было. И, может быть, только ты и можешь его остановить.
Лифт остановился на девятом этаже, брат и сестра направились в свой двойной номер.
— Если это так, Кара, то да поможет нам Бог! Потому что, поверь мне, я ни малейшего представления не имею, что делать. Спать только и умею. Да и Бог нас оставил. Три дня назад мое представление о Нем опрокинулось там, во снах, а теперь и здесь.
— Тогда немедленно спать!
— Уснуть. И видеть сны…
— Сны, сны…
Вошли в номер.
— Ты забываешь…
— Что?
— Нет больше зеленого леса. Сгинул. Мир изменился. — Он вздохнул, бухнулся в кресло у стола. — Я в пустыне, полумертвый. Ни воды, ни еды, ни рушей. Всему конец, и мне тоже крышка. И пока не видно, что меня там может оживить. Ну, в чем твоя идея?
— Видишь ли, наверняка есть какой-то смысл в том, что ты обитаешь сразу в двух мирах.
— Ну и что?
Она бросила сумочку на кровать и повернулась к нему.
— Ты должен пуститься на поиски чего-то в той реальности, что поможет нам в этой. Не спеши. Ведь соответствия между временем
— Как только я засну там, вернусь сюда.
— Найди способ не возвращаться каждый раз, как заснешь. Проведи там несколько дней, неделю, месяц, сколько надо. Найди что-нибудь. Научись чему-нибудь. Ведь кем ты станешь там, тем и здесь останешься… Стань кем-нибудь!
— Я и так кто-нибудь.
— Да, и я люблю тебя таким. Но ради этого мира стань кем-то еще! Тем, кто сможет спасти этот мир. Иди, усни и возвращайся новым человеком.
Он удивленно посмотрел на сестру. Ну и оптимизм у нее! Только вот не понимает она, во что превратилась та реальность…
— Спать, спать. — Он направился в свою комнату.
— Спи, Томас. Действуй во сне! Пусть тебе великие сны приснятся.
— Постараюсь…
36
В сознании Тома всплыл яркий образ: мальчик стоит посреди ярко расцвеченной комнаты, вскинув голову к потолку, глядя вверх большими глазами, открыв рот.
Йохан. И кожа его гладкая и нежная. Песня гулко зазвучала из его губ, разбилась о потолок, рассыпалась, загрохотала об пол градом осколков, заставила Тома вздрогнуть во сне.
На мгновение ночь снова замерла в тиши. Но мальчик снова запел, на этот раз тихо, закрыв глаза и вскинув руки. Сладкие напевы птицами воспаряли в небеса. Звук взбежал вверх по нотоносцу, начал искажаться.
Искажаться? Нет-нет, песня Йохана всегда выходила оформленной безукоризненно, до самой высокой ноты. Однако сейчас она больше походила на плач, переходила в стенания…
Том открыл глаза. Мягкий утренний свет не слепил глаза. В ушах звенел все тот же детский плач, все тот же рыдающий звук. Том приподнялся на локте, огляделся и задержал взгляд на валуне в двадцати шагах от места, где лежали они с Рашелью. Там, лицом к оставленному вчера позади лесу, сидя, скрестив ноги под собой, Йохан выводил свою песню. Слабым голосом, запинаясь, нескладно. Но все же песню.
Рашель поднялась, уселась рядом, глядя на брата. Кожа ее суха, шелушится, облезает чешуйками. Как и его собственная. Том отвел от нее взгляд, вернулся к созерцанию Йохана, умолявшего с распростертыми руками:
— Элион, помоги, помоги нам… Элион, Элион, помоги нам…
Том встал. Тело Йохана трепетало от напряжения, от борьбы со звуками, от борьбы за звуки. Песня рыдала, и сам Йохан, казалось, плакал под воздействием исчезающей силы собственного голоса, от того, что не мог он больше петь так, как пел совсем недавно… как пел когда-то.