«То было давно… там… в России…»
Шрифт:
После 1932 года проследить появление картин Коровина гораздо труднее, поскольку он уже не очень активно их выставляет. Возможно, потому, что спрос на его пейзажи вечернего Парижа упал. Современники отмечали, что художник все еще возвращался к родным мотивам, но все же чувствовалось, что он утратил с ними ту живую связь, которая была у него, когда он жил на родине. Удивительное дело: как художник Коровин пытался черпать вдохновение из окружающего его пространства, т. е. им уже овладели парижские сюжеты, а на литературном поприще он всеми мыслями был устремлен к утраченной России. И Коровин все чаще и чаще берется не за кисть, а за перо.
Самые первые литературные опыты Коровина относятся ко времени, когда он еще жил в России. В 1914 году вышли в свет два его очерка — о Шаляпине [52] и Левитане [53] . А чуть раньше Коровин вместе с Шаляпиным писал рассказы «Утехи и горести рыболовов» в ежедневно издаваемом друзьями «Журнале для себя» [54] .
52
См.: Коровин К. Причуды Шаляпина. — Впервые: Заря (М.). 1914. № 14. 6 апреля. Перепеч. в кн.: Константин Коровин. Шаляпин. Встречи и совместная жизнь / Сост. И. П. Хабаров. М., 1993.
53
См.: Коровин К. Как мы начинали. — Впервые: Заря (М.). 1914. № 14. 6 апреля. Перепеч. в кн.: «Константин Коровин вспоминает…».
54
См.: Комаровская Н. И. О Константине Коровине. Л., 1961. С. 72.
В 1911 году, после смерти В. А. Серова, у Коровина начались проблемы с сердцем — у него стала развиваться стенокардия (грудная жаба). Болезнь прогрессировала, часто приковывая его к постели. В 1918 году художник был определен в санаторий в Севастополе, где, по его словам, он начал писать воспоминания о детстве, которые, однако, остались ненапечатанными.
За границей Коровин обращается к перу в связи с попыткой самоубийства сына, о чем говорилось выше. Он был настолько взволнован этим обстоятельством, что решил активнее влиять на душевный настрой сына и помочь ему избавиться от депрессии. Вот что он пишет Красину: «…Даже написал целую книгу на рыбной ловле и посылаю написанное в больницу к Леше, стараясь развлечь его печальный дух. Я читал Феде (маленькому Шаляпину) и дочери П. Ключевского — юные сердца меня похвалили» [55] .
55
Цит. по: «Константин Коровин. Жизнь и творчество». С. 481.
Данная рукопись также не дошла до публикации, однако автору этих строк удалось приобрести ее у вдовы Дорожинского, С. Б. Дорожинская-Курило, и с большим трудом, ввиду очень неразборчивого почерка Коровина, расшифровать [56] . Повествование с литературной точки зрения очень слабое, сырое, однако уже здесь намечается особый стиль Коровина-писателя. Тут и юмор, и радостное восприятие жизни, и поклонение русской природе, и удивительное коровинское слияние с простым людом. В то же время уже в этой начальной литературной попытке содержатся как бы зародыши тем и персонажей, которые потом прорастут в его многочисленных изумительных рассказах о жизни в России.
56
Эта рукопись под названием «Охота… рыбная ловля… Коля Куров» напечатана в кн. 2 наст. изд., в разделе «Из неопубликованного».
Первый литературный успех пришел к Коровину в 1929 году, когда парижская газета «Россия и славянство» напечатала его очерк под названием «Из моих встреч с А. П. Чеховым» [57] . В этой газете работал Лоллий Львов, чьи хвалебные отзывы о Коровине-декораторе и художнике мы уже приводили. Именно он, высоко оценивая Коровина как мастера устного рассказа, уговорил художника печататься в его газете. Затем появились на свет очерки Коровина о Врубеле [58] и о самом себе [59] . Этими публикациями ограничивается сотрудничество Коровина в «России и славянстве». Позже Коровин стал печататься в газете «Возрождение» и — в меньшей степени — в журнале «Иллюстрированная Россия».
57
См.: Коровин К. Из моих встреч с А. П. Чеховым // Россия и славянство. 1929. 13 июля. См. также с. 89–94 кн. 1 наст. изд.
58
См.: Коровин К. Михаил Александрович Врубель // Россия и славянство. 1930. 19 апреля. См. также с. 27–34 кн. 2 наст. изд.
59
См.: Коровин К. Мои ранние годы // Россия и славянство. 1932. 23 января. См. также с. 211–214 кн. 1 наст. изд.
Его жанр — короткие очерки или рассказы. В газетах они укладывались по объему в один номер. Если тема требовала продолжения, то бывали серии очерков («На Севере Диком», в шести номерах; «Чуркин», в четырех номерах). Коровина не тянуло к большим формам, таким, как роман или повесть. Его проза носит подчеркнуто мемуарный характер, где под повествованием от первого лица кроется и вымысел, и стилизация, и полемика, и даже целая последовательная философия жизни.
Вопреки давнишней традиции художников писать мемуары или записывать события Коровин никогда не вел дневников, не публиковал статей. Но в старости его охватило желание, как случалось у многих художников во все времена, выразить словами то, что он всю жизнь делал кистью. Сначала ему было очень трудно справляться с новым ремеслом. Он приходил в редакцию с рукописью, и, по словам Юлия Семенова, одного из редакторов «Возрождения», там происходило его обучение писательскому мастерству. «В редакцию „Возрождения“ пришел новый эмигрант — К. А. Коровин, уже старый, такой же красивый, такой же талантливый, такой же живой. Он принес рассказ. Рассказ яркий, красочный, как и его живопись, но написанный так, как будто бы автор никогда в жизни ничего не писал. Фразы были без начала и без конца, отдельные слова. Это художник-импрессионист отдельными словами-мазками набрасывал пером какие-то эскизы. Пришлось сильно править и рассказывать ему, почему его правят именно так, а не иначе. Коровин слушал все замечания, которые ему делали другие писатели, другие члены редакции, все слушал и принимал к сведению. И, начав писать в семьдесят лет, — быстро воспринял все, что было нужно для писания» [60] .
60
Семенов Ю. Добрый талант // Возрождение. 1939. 15 сентября.
Еще одним человеком, кто настоятельно советовал Коровину заняться литературным творчеством, был Иван Лукаш, писатель, в то время также сотрудник «Возрождения». Его вдова писала мне: «Иван Сазонтович (мой муж), конечно, навел его (Коровина) на мысль записывать свои рассказы и, конечно, редактировал с охотой их» [61] .
В своих воспоминаниях и рассказах о России — здесь и детство, и учеба в Училище живописи, ваяния и зодчества, и друзья юности, и становление творческой зрелости, и старая Москва с ее бытом и знаменитыми личностями, и жизнь в деревенской глуши, куда любят съезжаться приятели, чтобы забыться на охоте и рыбной ловле от городской суеты, — Коровин вновь обретает себя, тот внутренний стержень, которого так не хватает ему в эмиграции. Там, в России, все было по-другому. Он так тоскует по ее просторам, запахам, краскам!
61
Письмо вдовы Ивана Лукаша ко мне от 28 января 1971 г. хранится в моем личном архиве.
Опыт Коровина-писателя с годами обогащается, и к 1935 году литературная деятельность определенно начинает преобладать над художественной. Его рассказы и очерки появляются в печати со все большей регулярностью. В декабре 1934 года С. Дорожинский предлагает Коровину написать автобиографию и берется издать ее. Коровин с энтузиазмом отнесся к предложению Дорожинского и написал мемуары «Моя жизнь» с удивительной быстротой — к июлю 1935 года. Дорожинский, заказывая мемуары Коровину, настаивал на том, чтобы тот передал ему все права на публикацию, однако машинопись из 120 страниц, которую представил Коровин, так и пролежала ненапечатанной 35 лет. Только в 1970 году ее приобрел у вдовы Дорожинского Марк Вейнбаум, редактор нью-йоркской газеты «Новое Русское Слово», и в том же году она была впервые напечатана в этой газете. Замечательная автобиография в форме очерков открывается описанием самого раннего детства Коровина и заканчивается воспоминаниями 1917 года. Эти мемуары стали известны советскому читателю благодаря публикации И. Зильберштейна и В. Самкова. Они открывают книгу «Константин Коровин вспоминает…», однако были напечатаны с многочисленными разночтениями, вставками, цензурными изъятиями и с искаженным концом. И только в настоящем издании они публикуются в точном соответствии с авторизованной машинописью.
Коровин говорил о себе, что он «не охотник праздности». С 1935 года он приносил в редакцию газеты «Возрождение» по одному рассказу в неделю. В Париже ходили разные слухи о его заработках при таком постоянном сотрудничестве в газете. Кое-кто говорил, что Абрам Гукасов, редактор «Возрождения», хорошо ему платил [62] , однако Ирина Шаляпина, посетившая Коровиных во второй свой приезд в Париж в 1935 году, не обнаружила в их быту никаких перемен к лучшему.
62
Н. П. Полторацкий называет А. О. Гукасова, нефтяного магната Русского Зарубежья, «последним русским капиталистом». — См.: Полторацкий Н. П. Русская литература в эмиграции. Питсбург, 1972. С. 29.
В 1936 году Коровину исполнилось семьдесят пять лет, и по этому поводу газета «Возрождение» устроила юбилейный концерт.
Юбилей К. А. Коровина отмечался 12 декабря в соседстве с шестидесятилетним юбилеем А. А. Плещеева и не был таким пышным, как юбилей пятидесятилетия его художественной деятельности, но все же: «Интимный ужин прошел в атмосфере совершенно исключительного подъема, сердечной взволнованности и простоты… В трех коротких обращениях к сотоварищам К. А. Коровин, с совершенно исключительным даже для него юмором и блеском, коснулся всего — от вопросов общественно-злободневных до мелочей редакционной жизни и отношений. Каждое из этих обращений сопровождалось взрывами смеха и подлинными овациями» [63] .
63
Р. Д. Чествование К. А. Коровина и А. А. Плещеева // Возрождение. 1936. 19 декабря.