То Да Сё
Шрифт:
ТОВАРИЩ ГУРЬЯН:
– Нуте-с… И какие будут мнения, товарищи?
19. НАТ. НОЧЬ. ВИТЕБСК. УЛИЦЫ У ДОМА БЭЛЛЫ
Яков прошёл вечерней улицей, свернул в тёмную подворотню дома, не такого большого, как предыдущий.
20. ИНТ. НОЧЬ. ВИТЕБСК. ДОМ БЭЛЛЫ. ЛЕСТНИЦА
Яков поднялся деревянной лестницей и осторожно дёрнул ручку звонка. Где-то в глубине жалобно тренькнуло. За дверью послышались лёгкие шаги. Женский голос за дверью тревожно спросил.
БЭЛЛА:
– Кто?
Яков сказал не своим, сдавленным голосом.
ЯКОВ:
– Простите, но я от Александра.
БЭЛЛА:
– Вам Сигизмунда Карловича?
Голос за дверью тоже звучал глухо и как-то без эмоций.
БЭЛЛА:
– Он вчера уехал в Барановичи… По делам фирмы…
Яков ответил паролем на пароль.
ЯКОВ:
– Он забыл у меня свой бумажник, я хотел бы его вернуть.
В замке провернулся ключ, двери приоткрылись.
Женщина от неожиданности приложила розовую ладонь к губам. В её огромных глазах дрожали слезы.
БЭЛЛА:
– Ты?!
21. ИНТ. НОЧЬ. ВИТЕБСК. КВАРТИРА БЭЛЛЫ. ПРИХОЖАЯ
Яков не успел переступить порог, как женщина тут-же повисла на нем, словно приклеилась.
БЭЛЛА:
– Живой, живой!.. А я, идиотка, думала…
Они некоторое время жарко возились в тёмной прихожей. Наконец, он оторвался от неё.
ЯКОВ:
– Напрасно думала. Поесть ничего не соберёшь?
БЭЛЛА:
– Конечно, милый мой! Ты раздевайся, я сейчас!
Она засуетилась и исчезла в кухне. Яков потоптался, потом решительно сбросил шинель прямо на пол прихожей и пошёл за ней.
22. ИНТ. НОЧЬ. ВИТЕБСК. КВАРТИРА БЭЛЛЫ. СПАЛЬНЯ
Ночные тени бродили по стенам полутёмной спальни. Яков и женщина в изнеможении разомкнули объятия.
БЭЛЛА:
– Товарищ Степан, ты меня правда любишь?
ЯКОВ:
– Правда, товарищ Бэлла.
Они со смехом посмотрели друг на друга, расхохотались, как могут хохотать только молодые влюблённые.
Потом он гладил её по щеке. Потом она опять жмурилась, но иногда, сквозь густые ресницы благодарно поблёскивало.
Потом он сел на кровати, ссутулился острыми лопатками и закурил. Спичка на какое-то время осветила комнату и женщину. Она протянула руку и осторожно коснулась его спины, прямо между этими мальчишескими лопатками.
ЯКОВ:
– Наших двоих убили… Элю и Фрола…
БЭЛЛА:
– Я знаю.
ЯКОВ:
– От кого?
БЭЛЛА:
– Товарищ Гурьян сказал… А что с деньгами?
ЯКОВ:
– Что вы все: деньги, деньги! Да целы они, в надёжном месте спрятаны!
Женщина затихла. Яков молча затянулся ещё раз, ему стало вдруг неловко, что он так сорвался на неё.
ЯКОВ:
– Я сегодня опять почувствовал себя маленьким, мальчиком. Испуганным, как в детстве, на реке. Я очень боялся зайти в воду. Отец, огромный, сильный, тогда просто положил меня себе на грудь, велел держаться крепко и поплыл на спине, медленно загребая под себя своими чудовищными руками. Мне было страшно. Я и сейчас помню этот ужас. Я хотел кричать, но не мог. Вода, перекатывалась через плечи отца, заливала мне рот. А ещё мне казалось, будто подо мной ходуном ходят мышцы огромного, сильного животного. Помню, как своими маленькими пальчиками я пытаюсь удержаться за скользкие лямки трико и не сорваться в водоворот. Отец хохочет, а мне хочется только одного: спрятаться…
БЭЛЛА:
– Бедный мальчик…
Яков потушил папиросу, посмотрел на Бэллу.
ЯКОВ:
– А вот ты не спрячешься от меня, и не уцелеешь, товарищ Бэлла.
За сим последовал продолжительный, далеко не товарищеский поцелуй.
БЭЛЛА:
– И никакая я не Бэлла…
ЯКОВ:
– Да и я не Степан…
23. НАТ. ДЕНЬ. ТАРКОВИЧИ. ДВОР ДОМА СОЛОМОНА КАЦА
К отцу Яков пришёл только на четвёртый день.
Соломон как раз, хекнув, развалил колуном огромное полено, когда Яков неожиданно вышел на него со стороны сарая.
ЯКОВ:
– Здравствуй, отец.
Соломон поставил колун, поднял лежащие на земле вилы и прислонил их к стене. Только после этого, проходя мимо сына, он пробурчал недовольно.
СОЛОМОН:
– Еврей здоровается с отцом не так, еврей говорит: «Шалом».
ЯКОВ:
– Прости, я уже давно позабыл, что я еврей.
СОЛОМОН:
– Вижу.
Соломон пошёл в дом.
24. ИНТ. ДЕНЬ. ТАРКОВИЧИ. ДОМ СОЛОМОНА КАЦА
СОЛОМОН:
– Есть хочешь?
ЯКОВ:
– Спасибо, я сыт.
Соломон свалил дрова у печи.
СОЛОМОН:
– Спасибо, еврей не говорит. Он говорит: «Тода раба, адони ханибат».
Яков опустился на ту же лавку у двери, всё как в тот раз.
ЯКОВ:
– Ой, не цепляйся, отец!..
Соломон подошёл к незаконченному шитью и уселся, основательный и серьёзный. Взял иголку и, не смотря на криво торчащий сломанный палец, ловко стал вправлять в неё нитку.
СОЛОМОН:
– Я к тебе семь годов не цеплялся, сын. А твоя мама Мирра Самуиловна Брауде больше никогда к тебе цепляться не сможет… Зачем пришёл?
ЯКОВ:
– За деньгами… Я оставлял у тебя десять мешков…
СОЛОМОН:
– Да, помню, как же. А для чего они тебе?
ЯКОВ:
– Это не мои деньги, отец, это деньги моей партии…
Соломон воткнул в подушечку иглу. Сдерживать себя он больше не мог.
СОЛОМОН:
– Это не партии твоей грязной и смрадной, деньги, это деньги других людей. Весь Витебск гудит за налёт, и ты их не получишь, запомни! Ты убил за них простых человек, и Бог тебе не простит такое, гнев Его падёт и на меня, отца изверга и душегуба.
ЯКОВ:
– Ой, не надо мне, Соломон Израилевич!
Досадуя, что сказал это грубее чем хотел, Яков произнёс примирительно.
ЯКОВ:
– Бога нет и никогда не было!
Вот тут, Соломон поднялся во весь свой медвежий рост и со сжатыми кулаками пошёл на сына.
СОЛОМОН:
– Я проклинаю тебя, Убийца! Вон из моего дома! Иди к своей партии, скажи, что ты проклят своим отцом. Скажи, что он отказался дать денег негодяям для новых узверств! Никогда! Ты слышишь: Никогда – Вы – Не – Получите – Их! Я сижу, я шью, я порчу свои немолодые глаза, – Я работаю!!! Конечно, куда проще украсть, убив ближнего, – конечно! Вы – мошенники, не желающие трудиться, как делаю это я. Как делал это мой отец, как делал отец моего отца!!! У вас нет ни совести, ни веры!