«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается
Шрифт:
— Благодарю. Я должен вернуться к своим обязанностям. Счастливого плавания!
Как только Ригнер, сопровождаемый капитаном, покинул кают-компанию, натянутая улыбка исчезла с лица Алисы.
— Какая мерзость! — прошептала она, потом заметила у Парупа невыпитый бокал. — Что с вами, Илгмар?
— Со мной? — Паруп взял рюмку и стал глядеть на поднимающиеся пузырьки. — Просто замечтался. До чего все-таки несносна жизнь! Сегодня ты на гребне, а завтра тебя накроет волна, и — конец. Только нельзя отчаиваться. На жизнь надо смотреть через рюмку, и она будет так же прекрасна, как вы, Алиса.
По судну пробежала дрожь заработавших дизелей. Все почувствовали облегчение. Квиесис встал и подошел к иллюминатору. С палубы доносились команды капитана Вилсона. Качка стала ровнее, смягчился плеск волны. Убедившись в том, что немецкая подводная лодка скрылась из виду, Квиесис закурил и вернулся к столу.
— Слава богу, ушли, — заговорил он. — Повсюду из себя разыгрывают господ эти проклятые немцы! Мы еще легко отделались, но сколько потеряно времени!
— Только что ты называл их рыцарями, — заметила Алиса.
— От слова меня не убудет… Кто-кто, а мы, латыши, хорошо знаем цену этим рыцарям. Настоящие бандиты! Удивляюсь, как это вы можете водить с ними дружбу, Паруп?
— Дружбу? Вот насмешили! Дружу я только с вином и прекрасным полом.
— А у меня сложилось впечатление, что вы добрые знакомые, — сказала Алиса.
— Как раз наоборот: мы враги… При случае расскажу. Стоит ли расстраиваться?.. А теперь, мои обожаемые дамы и господа, позвольте обратиться к вам с небольшой речью… Мир охвачен войной, а мы все-таки покинули свое отечество и отправились в далекий путь. Вы, дорогая, едете навестить своего седого дядюшку; вы, господин Квиесис, как истый патриот Латвии, хотите установить и расширить наши торговые связи с заморскими странами. А я? Что толкнуло навстречу опасностям меня? Мной руководит только любовь! И потому я чуть-чуть захмелел сегодня — от вашей близости, Алиса, от счастья! Вы извините неисправимого романтика, дорогая, но дольше молчать я не в силах. Будьте моей женой! Пусть капитан нас обвенчает, пусть океан станет нашим свидетелем!
Алиса вздрогнула. Когда Паруп начал свое торжественное обращение, она даже не предполагала, к чему он клонит. Она совсем забыла, что обручена, да еще с этим человеком, который без кривлянья не может сказать и двух слов.
— Браво! — крикнул Квиесис. — Вот это в моем духе — по старой морской традиции!
Алиса понимала, что надо и ей что-то сказать. И вдруг обручальное кольцо стало нестерпимо тесным, до боли сдавило тонкий, холеный палец.
— Так внезапно… — Алиса запнулась. — Я ведь еще и не знаю вас по-настоящему… Я вас… еще не…
— Придет, со временем все придет: и любовь, и счастье, — отечески увещевал ее Квиесис.
— Но так сразу… на судне… У меня даже нет подвенечного платья… — пыталась возражать Алиса.
Она хорошо знала отца. Тот всегда придавал большое значение ритуалу.
— Пожалуй, ты права! Действительно, ни к чему такая спешка, еще и дядя обидится — как это вдруг без него. А это нам ни к чему… Ты у меня, дочка, все-таки умница! Свадьбу сыграем в Сантаринге. Пусть все будет, как полагается — церковь, цветы, подарки, поздравления, снимки в газетах! Денег жалеть нечего — пригласим весь тамошний свет, коммерсантов, дипломатов…
— А по-моему, на судне лучше, — возразил Паруп. — Это сделало бы нашу любовь безбрежной, как океан… И еще вопрос, найдется ли в Сантаринге лютеранский пастор.
— Велика важность! — Квиесис был не слишком набожен. — В религии — как в валюте, важна сущность. Лат или пезо — деньги остаются деньгами. Наши предки верили в Потримпа и Лайму… Итак, благословляю!
Величественным жестом Квиесис надавил кнопку звонка и не отпускал ее до тех пор, пока в двери не появилась стюардесса Валлия — миловидная курносая шатенка.
Впервые эту должность на судах Квиесиса занимала женщина. Квиесис вообще не признавал на корабле женщин, а хорошеньких в особенности. От них только и жди всяческих осложнений. Но роскошный салон «Тобаго» настоятельно требовал женских рук. Совершенно очевидным это стало на банкете в честь властей, когда прислуживавший за столом юнга чуть не опрокинул майонез на брюки адмиралу Спаде. Валлия, раньше служившая официанткой у «Максима-Трокадеро», прекрасно сознавала свое исключительное положение на судне. Все ей были нипочем — Галениек, с которым дочь болдерайского рабочего быстро нашла общий язык, капитан, строгий тон которого она не принимала всерьез.
И сейчас Валлия даже не думала поторапливаться. Ее рабочее время кончается вместе с уборкой стола после ужина. Просунув голову в дверь, стюардесса всем своим видом выражала недовольство тем, что ее потревожили среди ночи.
— Шампанского, Валлия! И позовите капитана!
— Есть же на столе. — И она показала на три бутылки, из которых одна была только почата.
— Деревенщина! Когда празднуют помолвку, должны пробки в потолок лететь и вино рекой литься!
Валлия пожала плечами, достала из буфета еще бутылку и с треском откупорила ее. Рикошетом пробка чуть не угодила в капитана Вилсона. После тьмы на палубе яркий свет кают-компании заставил капитана зажмуриться, отчего он выглядел особенно рассерженным.
— Черт побери, мне надоели эти дурацкие шутки! — возмущенно пробасил он.
— И как раз вовремя! — подхватил Квиесис. — Капитан Вилсон, вы как старый друг дома должны узнать первым… В Сантаринге играем свадьбу, можете поздравить!
Лицо капитана тотчас обрело радостное выражение. Словно опасаясь, что Квиесис может не поверить его лицу, Вилсон несколько раз повторил:
— Весьма рад!.. Весьма, весьма рад!..
Он тяжело опустился во вращающееся кресло. Потом вспомнил, что принято поздравлять невесту. Будь Алиса его дочерью, Вилсон не отдал бы ее Парупу ни за три дома, ни за десять, ни за все дома Риги. Но Алиса была дочерью Квиесиса. Вилсон знал, каково бывает на душе, когда хочется ругаться, а надо напяливать на лицо улыбку. Не зря он служил у Квиесиса в капитанах уже двадцать лет. Столько же, сколько лет Алисе.
Он поднялся и неуклюже пожал руку девушке:
— Желаю вам счастья! От всей души!
— Спасибо, капитан, — тихо отозвалась Алиса и, опустив голову, вышла из кают-компании.
— За вечно юную любовь! — провозгласил тост Паруп, не смущаясь отсутствием невесты.
— За новую фирму «Квиесис и Паруп»! Мои пароходы, ваши дома!
— Начиная с этой минуты, можете спокойно говорить: мои пароходы, мои дома.
— Не шутите?
— Вы же знаете мой взгляд на имущество. Но, если боитесь, что говорю под парами шампанского, можем хоть сейчас…