Точильщик
Шрифт:
Но Пьер не отпускал руки своей спутницы.
– Неужели вы оставите меня в темноте?
– Тот, кто живет в комнате напротив, мог бы заметить свет.
«Тот! – отметил мысленно Кожоль. – Значит, дама замужем».
Граф все еще держал девушку за руку, хотя та отчаянно пыталась освободиться.
– Но, милое дитя, как я смогу увидеть лицо твоей госпожи?
– Оно прекрасно и в темноте.
Обрадованный Кожоль отпустил наконец девушку, и она исчезла.
«Ах, – думал он, – стало быть, она прекрасна! Это замечательно,
Раздался легкий шорох.
– Это она, – пробормотал граф.
Но прежде чем он успел что-либо сказать, его шею уже обвивали две нежные руки, маленький рот осыпал его жгучими поцелуями, бормоча: «Я люблю тебя».
Кровь бросилась Кожолю в голову. Бералек был забыт, сомнения отброшены…
Ну да ему ведь было всего двадцать восемь лет!
Через несколько минут об Ивоне вспоминать уже было поздно.
Триумф Кожоля был из тех, которые заставляют краснеть победителя.
Несмотря на признание в любви, женщина искренне сопротивлялась. Кожоль пришел в себя от того, что она зарыдала. Он склонился к ней, полный стыда и раскаяния. Вдруг она вскочила, словно почувствовав опасность.
– Беги… или ты погиб!
Через щель в двери пробился луч света. Кто-то шел по коридору со свечой в руке.
Прежде чем Кожоль успел ей что-либо сказать, она выскочила за дверь навстречу нежданному гостю.
Пьер остался один в потемках. Вместо того чтобы бежать, он сидел и думал о той, которой овладел, не видя ее лица.
Подойдя к двери и заглянув в замочную скважину, граф еле сдержал крик изумления.
«Она действительно прекрасна», – подумал он.
Высокая, с матовым цветом лица, свойственным смуглянкам, с небольшим розовым ртом, она была ослепительно хороша. Огромные черные глаза таили в себе страсть и недюжинную энергию. В ней было что-то от тигрицы, которую почему-то принимали за кошечку.
Вошедший зажигал свечи, поэтому не видел взгляда, которым его наградила эта женщина. Вряд ли он оставался бы столь беспечным, если бы смог его заметить. Но он был слишком занят. Наконец он зажег свечи и обернулся. Кожоль сразу же узнал его.
– Баррас!
Директор сел рядом с женщиной и взял ее за руку.
– Жестокая! – произнес он, целуя кончики ее пальцев.
– Жестокая? Чем же я провинилась перед вами?
Мелодичный голос в сочетании с очаровательной улыбкой мог смягчить даже стены.
«Н-да! – подумал Пьер. – Минуту назад я мог поручиться, что она готова убить его, а сейчас. Этот тон… эта улыбка…»
Между тем за дверью продолжался разговор.
– Да-да, жестокая, – говорил Баррас, – я так беспокоился, пока искал вас… Куда же вы исчезли? Елена…
– Елена! Какое прекрасное имя, – пробормотал Кожоль.
– Я уже говорила вам, виконт, что хотела зайти в одну из комнат, выходящих в сад, чтобы спокойно подышать свежим воздухом. Прилегла и вздремнула… Когда я увидела вас, мне даже не пришло в голову, что прошло много времени…
– И вы шли встречать меня? – взволнованно спросил Баррас.
– А куда еще я могла здесь пойти? Я никого не знаю, да и никому не интересна, кроме вас…
– Да, но моя любовь вас ни капельки не трогает. Неужели вы никогда не полюбите меня?!
– Разве вы не уверены в моей дружбе?
– Зачем вы притворяетесь, Елена? Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Я хочу не дружбы, а любви…
Баррас упал к ногам Елены. Кожоль отодвинулся от двери.
«Кажется, я сыграл дурака, мне здесь не место. Нужно скорее бежать отсюда».
Но… ему так не хотелось уходить. Ему хотелось вымолить прощение за свою великолепную ошибку. Он еще не догадывался, что влюблен, но уже ревновал к Баррасу.
Он снова склонился к замочной скважине.
«А, так его дела идут не лучше, чем прежде», – довольно подумал он.
Директор, стоя на коленях, умолял Елену сжалиться над ним.
Елена хохотала. Потом довольно сухо обратилась к нему:
– Довольно. Однако, виконт, вы забываете о наших условиях.
Баррас медленно выпрямился.
Он был укрощен. Всем, кто его знал, это укрощение доставило бы много забавных минут, так как до сих пор он не знал поражений.
Равнодушие Елены вместо раздражения вызывало в нем чувство приниженности.
– Почему вы так безжалостны ко мне? – со слезами в голосе спрашивал он.
– Ну что вы, – возразила молодая женщина насмешливым тоном, – я готова сходить с ума от любви к вам!
– Елена, ради всего святого, этот тон… не надо насмешек… Я действительно страдаю!
– Так мне теперь страдать и плакать из-за того, что вы влюбились в меня?
– Значит, я не достоин даже жалости? Я не вызываю в вас ничего, кроме ненависти к себе? – вскричал Баррас.
– Ну к чему эти крайности? Почему вы считаете, что если я не умираю от любви к вам, значит, я должна вас ненавидеть. Вспомните, когда мы познакомились, вы мне сказали: «Позвольте мне любить вас и, может быть, настанет время, когда вы ответите мне взаимностью. Я буду терпеливо ждать». Я любопытна. Мне было интересно, действительно ли развратник Баррас способен искренне полюбить…
– Но теперь вы знаете это, – вздохнул Баррас.
– Да, я признаю искренность ваших чувств.
– Так почему же вы меня отталкиваете?
Елена засмеялась:
– Но тот день, про который вы говорили, еще не настал. Я не полюбила вас. И если вы не перестанете меня преследовать подобными сценами, он может и не настать.
Это было сказано таким неумолимо холодным тоном, что Баррас мгновенно отрезвел.
В его глазах сверкнула молния. Он схватил Елену за руку.
– Кто вы? Кто поставил вас на моем пути? Ведь вы явно проводите свою линию, вы направленно мучаете меня, не давая ничего взамен…