«Точка бифуркации»
Шрифт:
VII
– Всё же вы решили подвесить торпеды, а не бомбы?
– спросил Никонов. В особой минной дивизии давно уже использовали это слово для обозначения самодвижущихся мин Уайтхеда.
– Да, Сергей Алексеевич, торпеды. Я проанализировал сведения, полученные от наших друзей – получается, что при некотором везении можно будет сделать так, чтобы англичане не сразу поняли, кто именно к ним наведался. Самодвижущиеся мину ведь можно выпустить и с катера - а вот про бомбы этого никак не скажешь, сразу станет ясно, что сбросили с неба.
– Что ж, Георгий Александрович, за эту часть операции отвечаете вы. – согласился Никонов. Будучи превосходным, лучшим в России специалистом по якорным минам, он не слишком хорошо разбирался в аспектах применения оружия с воздуха, целиком полагаясь в этом вопросе на цесаревича. – Берёте по две штуки?
– Да. Торпеды подвешиваются под гондолой, в бугельных захватах. Это новейшая 356-миллиметровая английская модель МкV, серьёзно доработанная в мастерских Д.О.П.а. Вес в снаряженном состоянии около девятисот фунтов, боевая часть – семьдесят фунтов.
– Пироксилин?
– Не угадали, Сергей Алексеевич. Тротил, продукция опытной химической лаборатории, которую возглавляет сам Менделеев. Корф слил ему все данные по взрывчатым веществам, и теперь они отрабатывают технологию массового производства. К сожалению, пока объём выпуска ограничен, да и новые модифицированные торпеды - продукция штучная. Но для нас, как видите, хватило.
Никонов провёл пальцами по сигарообразному корпусу торпеды. В отличие от английских моделей она была тупоносой и не имела плавников-стабилизаторов в носовой части.
– Дальность хода тоже повысили?
– До тысячи ярдов, это более, чем в полтора раза. На скорости в двадцать шесть узлов.
– У исходной модели, если мне память не изменяет, было двадцать четыре?
– Да, к сожалению, скорость осталась практически на том же уровне. Работаем…
Трое матросов, повинуясь команде механика, облепили тележку, на которой покоилась начинённая смертью сигара, и подкатили её к «Кронштадту». Орудуя рычагами домкратов, подняли торпеду на три фута, после чего техник закрепил серповидные клешни бугелей.
– С какой высоты рассчитываете выполнить сброс? – спросил Никонов.
– На учениях в финском заливе мы бросали с сорока футов на скорости в сорок и пятнадцать узлов. – ответил Георгий. – из трёх опытных пусков один оказался неудачным, торпеда развалилась при ударе о воду. Из двух других в цель попала одна.
– С боевым зарядом, или с песком?
– С боевым, конечно. Правда, вместо тротила был пироксилин, но барже, выполнявшей роль мишени, и того хватило с лихвой.
– Броненосец – это всё же не баржа.
– покачал головой Никонов. – Боюсь «адмиралу» одной торпеды не хватить.
– Это уж как повезёт. Учтите, атака состоится ночью, англичане ничего не ждут и большая часть команды находится на берегу. Оставшейся стояночной вахты вряд ли хватит для полноценной борьбы за живучесть - тем более, что с защитой отсеков от поступления воду у них дела обстоят не лучше, чем на наших «Русалке» и «Гангуте».
Георгий имел в виду катастрофы, в этой реальности ещё не случившиеся на Балтийском флоте. О них поведали «потомки» – и не просто поведали, а подкрепили свои слова детальнейшими описаниями этих трагедий. Согласно им, в сентябре 1893 года пошёл на дно броненосец береговой обороны «Русалка», унеся с собой всю команду – двенадцать офицеров, сто шестьдесят пять гардемаринов и матросов. А летом 1897-го года в Выборгском заливе, получив пробоину в днище, затонул броненосец «Гангут»{45}, только что принятый в боевой состав флота.
Оба корабля погибли как раз из-за отсутствия полной водонепроницаемости отсеков, ограниченных переборками и палубой. На «Русалке» вода попала в машинное отделение через незакрытые люки верхней палубы и залила топки. В результате верхняя палуба ушла под воду, корабль потерял остойчивость и опрокинулся. На «Гангуте» тоже были залиты котельные отделения. Их изначально спроектировали сообщающимися, без сплошных переборок от нижней до верхней палубы - и попавшая в одно из котельных отделений вода быстро заполнила и три остальных, вызвав, как горько шутят моряки, «поворот оверкиль».
– Что ж, будем надеяться, что у англичан с мерами против затопления дела действительно обстоят не лучше. – согласился Никонов. В любом случае – меньше, чем черед двенадцать часов мы это выясним. Если конечно, вы, лейтенант, попадёте.
– Попадём, господин капитан первого ранга! – Георгий широко улыбнулся. – Никак невозможно будет не попасть!
– Прошли береговую линию в пяти милях к югу от Маргейта.
– сообщил Яша, оторвавшись от наушника. – Скорость тридцать пять узлов, высота полторы тысячи футов. Пока всё по плану.
Я пристроил керосиновую лампу так, чтобы круг жёлтого света падал на карту. Необходимости соблюдать светомаскировку не было – владельцы лодок, яхт, катеров которых и ночью немало было в акватории Спитхэда, тоже зажгли фонари. Шеренга «адмиралов», чьи глыбы лежали на воде в полутора милях от нас, тоже были ярко освещены – ярко сияли топовые огни мачтах, вахтенные жгли стояночные фонари вдоль бортов.
– По прямой от Маргейта до Портсмута миль сто. Но это по прямой, а в нашем случае надо накинуть ещё миль тридцать. Ветер попутный, если будут держать тридцать пять узлов, то через три с половиной – четыре часа будут здесь.
– Двадцать три-четырнадцать.
– Яша щёлкнул крышкой часов. – Это, выходит, три с четвертью пополуночи, самое тёмное время суток?
Я сложил карту.
– На то и расчёт. Спитхэд, главная стоянка Королевского флота – что тут может случиться? Они, к гадалке не ходи, даже противоминные сети ставить не стали.
– Всё равно, проверить надо. – отозвался Яша. – За полчаса пройдём вдоль шеренги под парусом, убедимся собственными глазами.
– А не заметят? Поднимут тревогу, подсветят прожектором…