Точка кипения
Шрифт:
– Сколько же он может стоить? – тут же спросил Левша, которому было плевать на остальные нюансы.
– Трудно сказать. Но то, что цифра будет с шестью нулями, – это точно.
– Ишь ты, – присвистнул бандит. – А я думал, куска три-четыре, – и он зло повернулся к несчастному воришке.
Словоохотливость инженера дороже всего обошлась рабочему. Конечно, вора надо образцово наказать, и Левша прикидывал варианты грядущей экзекуции. Само собой, лишить водки до конца срока, оштрафовать и хорошенько избить, не ломая костей. Названная сумма подтолкнула бандита на жестокую расправу. Неужели мужик, пытавшийся заныкать чуть ли не лимон баксов, отделается
– Тащите его к лесу, – приказал Левша охранникам. – А вы, – обратился он к Райхлину, – соберите рабочих. Всех до единого.
Через десять минут обитатели лагеря сгрудились у раскидистого дерева. Охранники держали наготове автоматы; “кавказец”, чувствуя настроение хозяина, злобно скалился на рабочих. Левша спешил, так как уже начинало смеркаться, поэтому его обвинительная речь, закончившаяся приговором, оказалась довольно лаконичной.
– Мы вас предупреждали, мы вас, мужики, конкретно предупреждали, а эта сука, – он ткнул пальцем в Никонова, – решила, что хитрее всех. Он, гад, хотел камешек заныкать. Ему показалось мало бабок, которые мы вам платим. Он, падла, забыл, на кого попер. Ну, ничего, сейчас мы ему напомним. А заодно перед вашими глазами, мужики, все время будет пример, как не надо себя вести.
По знаку Левши один, бандит ловко вскарабкался на дерево, а двое потащили Никонова.
– Братцы, бейте этих гадов! – внезапно заорал он. – Все рубины себе забе…
Мощный удар оборвал крик отчаяния. Рабочие стояли не шелохнувшись. Только идиот, ищущий приключений на свою задницу, сунется с голыми руками под автоматные очереди. Зачем им рубины, с них хватит зарплаты, всех денег не заработаешь и не отнимешь. А за друга они еще отомстят.., если представится такая возможность.
Райхлин стал еще бледнее, когда увидел рубин, его лицо казалось выкрашенным белилами. Инженер понял, что именно его ода найденному сокровищу подтолкнула Левшу к жестокому решению, он невольно стал соучастником злодейства. Нормальному человеку с этим трудно примириться.
После удара Никонов упал, лишившись чувств. Его подтащили к дереву, раздели до трусов и подняли наверх. Его ноги привязали к стволу, а руки – к двум расходившимся в разные стороны ветвям. Получилось что-то вроде древнеримской казни – распятия, но поскольку одна ветвь дерева росла почти горизонтально, а вторая круто поднималась вверх, издали приговоренный напоминал живой указатель поворота налево. Жуткая расправа обернулась садистской шуточкой.
– Если еще кто-то вздумает украсть камень, пусть сначала посмотрит на это дерево, – сказал в завершение Левша.
Лес неторопливо укутывался в темноту. Где-то радостно ухнул филин, предвкушая близившуюся охоту, юркнула в дупло белка, прячась от страшных ночных врагов, в зарослях мелькнул силуэт благородного оленя.
– Петрович, по-моему, костер – это лишнее, – сказал Комбат, закуривая сигарету.
– Боишься? – спросил Чащин, роняя на землю охапку хвороста.
– Не боюсь, а соблюдаю разумную осторожность. Обидно из-за мелочи провалить такое дело.
– Ну, пусть соблюдаешь, а все равно зря. Тут самые глухие места, с двух сторон скалы, с третьей – непреодолимый горный участок реки, а с четвертой на сотни километров тайга. Чего нам, как сычам, в темноте сидеть.
Он подбросил дров в разгоравшееся пламя. Когда от костра остались одни
– Можно немного вздремнуть, я разбужу тебя точнее любого будильника, – сообщил егерь.
– Я тоже могу проснуться, когда захочу, – сказал Комбат, но свои знаменитые часы установил на три часа ночи.
Жизнь научила его, что в серьезных делах стоит перестраховаться. Проснулись они почти одновременно и буквально за несколько минут до звонка.
Ночная дорога к вражескому лагерю мало отличалась от дневной, в пещерах отсутствовал даже намек на смену дня и ночи. Только колония летучих мышей была пуста, ее обитатели улетели на охоту. Рублеву пришелся по душе этот факт. Несмотря на заверения Чащина, он не мог побороть в себе чувство отвращения к похожим на злобных демонов тварям.
Когда мужчины устроились на своем наблюдательном пункте, небо чуть посветлело. Лагерь был объят сонной негой. Даже охранник свернулся калачиком у огромного пня, а рядом с ним, положив морду на лапы, дремал могучий пес.
Комбат первым отправился в облюбованное им укрытие. Так было решено заранее, ведь ружье Чащина больше подходило для стрельбы с дальних дистанций, поэтому сначала егерь прикрывал Рублева. Зато, оказавшись в укрытии и сократив дистанцию до противника вдвое. Комбат мог использовать скорострельность “Узи”. Теперь он страховал осторожно спускающегося к нему егеря. Оба крались с ловкостью диких зверей, и даже овчарка не заметила, что на их территории оказались чужаки.
Снова потянулись тягостные минуты ожидания. Наконец лагерь начал просыпаться. Сначала из своего дома вышли двое мужчин, занимавшихся готовкой. Чуткий пес сразу проснулся, а вскоре утренний холод и тихие голоса разбудили нерадивого охранника. Затем на улицу один за другим потянулись рабочие, и наконец соизволили проснуться бандиты. Комбат ждал выхода своего старого знакомого – Тарзана, но так и не дождался. Рублев подумал, что это либо не тот Тарзан, либо он, как самый главный, остался в бандитской резиденции. В любом случае дальше тянуть не имело смысла, так как пятеро бандитов бестолково шатались по лагерю, не готовые отразить нападение.
– Давай. Твой – возле домика, – шепнул Комбат и перевел ствол на охранника с собакой.
Ударила короткая очередь, которую заглушил одиночный выстрел. Стоявший у домика бандит согнулся, будто у него внезапно разболелся живот, а потом рухнул на землю и в агонии мелко засучил ногами. Охранник упал без звука и лишних телодвижений. Комбат попал ему точно в голову. Еще одна пуля прошла мимо, а третья ранила собаку.
Стрельба в один миг вырвала обитателей лагеря из безмятежного состояния. Рабочие бросились в дом или попадали на землю. Двое вооруженных бандитов залегли, третий скрылся за домом. Оттуда донесся звон бьющегося стекла. Бандит явно решил достать свое оружие через окно, раз дверь оказалась под обстрелом.
Комбат подсознательно жалел овчарку, именно поэтому его выстрелу чуть-чуть не хватило точности. Он забыл простую истину: ранение не может остановить хорошо выдрессированного “кавказца”. А этот был выдрессирован что надо. Хрипя от ярости, пес бросился на тень, мелькнувшую за камнями, безошибочно распознав в ней врага. Рублев, выбиравший себе новую цель, лишь краем глаза заметил опасность, первым на нее отреагировал Чащин. Бухнул выстрел. Тело “кавказца” по инерции пролетело еще несколько метров и навсегда замерло рядом со стрелками. Тут же по камням защелкали пули.