Точка Лагранжа
Шрифт:
А ведь это никуда не годится, понял я. Мало того, что я опять, кажется, ударяюсь в рефлексию, что с некоторых пор категорически себе запретил — стоит дать волю таким вот настроениям, и враз обнаружишь, что лежишь на диване и наслаждаешься фактом жизни, как таковой. Разве для этого я заделался в попаданцы? Нет, не для этого я заделался в попаданцы…
«Рубин» мигнул, финальная заставка «Международной панорамы» сменилась на что-то музыкально-развлекательное, кажется, «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Дед ворчливо прокомментировал: «ну вот, опять это дрыгоножество…» и пошёл выключать телевизор. Я дождался, когда экран погаснет, и только тогда спросил:
— Дед, а у тебя, вроде, была пишущая машинка? Та, новая, электрическая?
Уточнение
Так у нас же дома своя есть! — ответил вместо дела отец. Отличная, немецкая, «Олимпия»!
— Не фурычит твоя «Олимпия». — вздохнул я. — Проверил вилку, предохранители сменил — всё впустую. Наверное, что-то с мотором. Думал отнести в мастерскую, но там пока сделают, да ещё и запчастей каких-нибудь не окажется… Твоя-то дедуль, работает?
Дед в задумчивости поскрёб подбородок.
— Вроде работала. Я, правда, давно её не включал… а тебе зачем?
— Да вот, когда был в Свердловске, договорился там кое о чём в редакции «Уральского следопыта» насчёт одного фантастического рассказа, а они рукописи только в печатном виде принимают.
— Рассказ? — удивился дед. — ты что же, внук, в писатели решил податься? А как же космическая школа?
— Одно другому не мешает. Вон, Алексей Леонов вообще художник, персональные выставки устраивает. Так дашь машинку-то?
— Бери, мне не жалко. — кивнул дед. — Но уговор –экземпляр журнала с твоей первой статьёй подаришь мне!
— А машинку надо всё же отнести в ремонт. — добавил отец. Вдруг пригодится? И, кстати… «Уральский следопыт» — это же журнал, который печатает фантастику?
— Да, он самый. — я насторожился, и как выяснилось, не зря.
— В таком случае, у меня есть для тебя кое-что интересное. Ты читал, конечно, «Туманность Андромеды»?
Ну вот, удовлетворённо думал я уже дома, слушая отцовский рассказ о «запрещённом» варианте самого известного романа первооткрывателя «звёздного обруча». Вот и ещё один труп врага… в смысле, никакой, конечно, не труп, а решившаяся сама собой проблема, которая только что проплыла мимо меня по реке времени. А всего-то нужно было — проявить немного терпения и подождать…
А пока всё идёт по-старому. Понедельник, очередная учебная неделя, школа. Та, что «номер семь» Октябрьского района города-героя Москвы. Скоро, совсем скоро придёт время расстаться с ней, и я, честно говоря, я не испытываю по этому поводу особых сожалений. И ладно бы только я один — в конце концов, я появился здесь всего полгода назад, и когда первый приступ острой ностальгии по юности беззаботной рассосался — так и не сумел отыскать в себе прежней привязанности к знакомым партам, стенам, учителям и одноклассникам. Но ведь и Оля с Андреем нисколько не жалеют о том, что приходится срываться с насиженного места, менять его… на что? Наверное, в этом всё дело — у каждого из нас впереди перспективы, которые без преувеличения можно назвать захватывающими. Какая уж тут ностальгия…
Возможно, впрочем, дело в том, что за эти несколько месяцев мы, ученики «космической школы» изрядно-таки отдалились от прежних своих одноклассников. Нет, никакого снобизма, никакого высокомерия — например, Оля Молодых на подобные вещи вообще не способна, как мне кажется, — но всё же между нами словно пролегла незримая стена. Та же Оля как-то, ещё в поезде, по дороге в Москву, пожаловалась при мне «Юльке» — что она чувствует себя словно чужой среди тех, с кем проучилась с самого первого класса. Словно она взялась за ручку двери, за которой лежит новый, неизведанный, сверкающий мир, и вот-вот откроет его и шагнёт туда — а все они останутся там, позади, и будут провожать её завистливыми взглядами. «Юлька Сорокина» в ответ на это Оленьку обняла, зашептала на ушко что-то утешительное, в результате чего обе девчонки вполне предсказуемо расплакались. А когда Середа, обнаруживший эдакий непорядок, поинтересовался, в чём, собственно, дело — посоветовали ему отстать и не лезть в девичьи дела.
Я Олю понимаю. Всё именно так: дружный девятый «Б» вдруг обнаружил, что трое его учеников вдруг стали какими-то другими — как сказали бы в иные времена, «перешли на другой уровень». Подростковые коллективы таких вещей не прощают, тем более, что ситуацию усугубила наша пижонская «космическая» униформа и фирменные чемоданчики-кейсы Проекта — их мы теперь носили вместо привычных сумок и портфелей. Даже мне пришлось отказаться от своего брутального ранца с крышкой из коровьей шкуры, позаимствованного в Запрудне, на чердаке у дяди Игнатия — уж очень слабо он сочетался с нашим новым обликом. В общем, когда о грядущих переменах было объявлено — мы, все трое, почувствовали плохо скрываемое облегчение. Насколько я мог заметить, похожие эмоции испытывали все наши одноклассники, и даже Ленка Титова, с которой мы по-прежнему сидим на одной парте. Нет, по вечерам мы всё так же выгуливаем вместе собак и беседуем на тысячу разных тем (среди которых всё чаще мелькает француз Шарль) , но вот в школе… тут дистанция растёт, хоть и медленно, но неуклонно.
Не отстаёт от ребят и наша классная руководительница Татьяна Николаевна. И её тоже можно понять: при всей симпатии к нам, своим ученикам, наметившееся в классе молчаливое противостояние грозило в любой момент выплеснуться наружу конфликтом — а оно ей надо? «Нет человека — нет проблемы», как говорил известно кто (а может, и не говорил вовсе, теперь уж не спросишь…) — да простит меня дражайшая Татьяна Николаевна за подобную аналогию.
В общем, что на уроках, что на переменах мы трое стараемся держаться вместе и говорили, по большей части о своих делах, остальным малоинтересных. Сегодня, к примеру, это расписание новой школы. Это, должен сказать, тот ещё сюрприз: четыре дня, со вторника по пятницу включительно, мы будем мы будем учиться при Дворце — не меньше семи уроков в день плюс час интенсивного куса физподготовки. Вместе со школьными кабинетами здесь собираются оборудовать и мини-интернат, где у каждого из нас будет койка, шкафчик и всё необходимое — в удобных двухместных номерах, мало чем уступающих тем, в которых живут у себя «юниоры». Однако в этом «интернате» мы находиться не обязаны — кто пожелает, волен после уроков отправляться домой, и возвращаться только на следующее утро.
Суббота — выходной, побыть в кругу семьи и отдохнуть от учёбы (домашних заданий на этот день принципиально давать не будут), а в воскресенье утром — Дворец, автобусы, и здравствуй город Калининград, Центр Подготовки! Там мы будем проводить всё воскресенье, и большую часть понедельника, а вечером возвращаться в Москву, чтобы во вторник переступить пороги классов. Когда я спросил отца, зачем понадобились такие странные порядки, он сослался на требования психологов Проекта — а с этими товарищами, как я уже успел уяснить, спорить не принято даже высшему руководству.
Кстати, выездные занятия проходят теперь без участия наших старших (не по возрасту, а по статусу в Проекте) коллег-«юниоров. Как нам объяснили, их жизнь тоже вот-вот переменится самым решительным образом, и они тратят всё время на подготовку к этим переменам.
И ещё одна новость — на этот раз, сугубо моя, персональная. Отец предложил в следующий раз, когда мы отправимся в Центр Подготовки, взять с собой собаку. Я, услыхав такое слегка обалдел, а он принялся заверять меня что нет, везти Бритьку в автобусе мнен не придётся, от тоже поедет в Калининград, на машине, и прихватит зверя с собой. А если понадобится — её и оставить найдётся где, например, в его служебной квартире, где он ночует, когда проводит в ЦП по нескольку дней подряд. Только, сказал он, загадочно улыбнувшись, вряд ли это понадобится…