Точка невозврата. Волчья кровь
Шрифт:
Лица ловчих буквально перекосило от этого поцелуя. Они, не сговариваясь, одновременно отвернулись к окнам. Мой друг улыбнулся и потянулся к моим губам за поцелуем другого рода. Настроение юноши определенно стало лучше с той самой минуты, как он увидел этот дорогой самолет. Вот только почему… я пока понять не могла.
***
Так только в страшном сне бывает — вдруг неожиданно оказываешься там, откуда нет выхода. А вход — есть. Был. Раз ты стоишь
Я крепко сжала челюсти и на секунду закрыла глаза, пытаясь справиться с оцепенением. И с безразличием. А заодно вспомнить весь путь до тюрьмы, чтобы отделаться от навязчивой идеи о сне и вернуться в реальность.
Мы приземлились уже в глубоких сумерках, когда солнце полностью скрылось за горизонтом. Так же как и в Москве, нас встретила у трапа машина. Вдалеке, за широким взлетным полем светилось огнями странное здание. Трудно было вот так сразу описать его сложную форму. К тому же я снова разволновалась, поняв, что наша дорога подходит к концу. И прежде, чем удалось разглядеть название города, в котором мы приземлились, Валгус шепнул:
— Мюнхен!
От неожиданности я даже споткнулась, потом недоверчиво посмотрела на парня, хотя и так чувствовала — Валгус был совершенно уверен, в том, о чем говорил, он узнал это место. Но мне плохо верилось, что вот так запросто можно было оказаться не просто в чужом городе, а вообще в чужой стране! Там… в Москве, когда я проходила через контроль… на меня едва взглянули! Тут проверяющие оказались более внимательными, но документы видно делали на совесть, раз не возникло вопросов.
А потом была автострада, поток машин, огни ночного города, и парковка у небоскреба. Он отражал в своем темном, почти черном стекле перевернутое небо, плывущие облака и сияющий неон рекламы с соседних зданий. Едва взглянув на него, поняла — это и есть наша тюрьма и наше судилище. Меня подтолкнули в спину, и я послушно пошла впереди тюремщиков, втягивая незнакомые запахи. И там, у лифта, случилось то, о чем отказывалась думать все это время — нас с Валгусом разлучили, и я осталась с охотниками. А потом и вовсе — в полном одиночестве, ослепшая от обилия белого, запертая в этой ужасной комнате.
Я снова открыла глаза, и таившаяся в тени сознания надежда, что это действительно сон, тут же умерла. И хорошо! Нельзя сейчас строить иллюзии, иначе можно в один момент сойти с ума.
Глубоко вздохнув, несколько раз сжала и разжала пальцы рук. Это простое движение помогло — ко мне вернулось зрение, и я смогла осмотреть свою тюрьму.
Белая комната, похожая на узкий пенал, без окон, без единого пятнышка за который может зацепиться взгляд. Идеально ровная штукатурка на крашеных стенах. Слепящий свет от ламп под потолком. Железная кровать, прикрученная к полу. И все.
И в душе было как в этой комнате — пусто и страшно.
Я стояла до тех пор, пока не почувствовала — если не лягу, то упаду.
Больничная белизна кровати отталкивала, я предпочла бы перекинуться в волка и скрутиться в уголке на полу. Предпочла бы… да. Но не стала — я не зверь! И хочу, чтобы Они об этом помнили. Я знала — за мной следят. Чувствовала каждой клеточкой. Поэтому решила держать себя в руках и во всем оставаться человеком.
Первый шаг оказался самым трудным — ноги словно одеревенели — но он раскрутил застывший механизм, завел большую куклу. Я дошла до кровати, содрала с ног кроссовки и улеглась, забившись под одеяло. Но даже с закрытыми глазами было слишком светло. Я чувствовала себя… выставленной на всеобщее обозрение. И беззащитной.
От чувства уязвимости сердце забилось в неровном, рваном ритме, и волоски на руках стали жестче, грозя обернуться в волчью шерсть. Моя волчья суть рвалась наружу.
Я глубоко вздохнула и принялась считать до десяти, всматриваясь в себя в поиске знакомой точки. Огонек Валгуса увидела сразу, почувствовала, как он тянется ко мне. На миг даже показалось, что чувствую дыхание любимого у своего виска, его тепло, любовь и поддержку. Валгус был очень близко. Рядом. Возможно — за стеной.
Желая удостовериться в этом, я прижала к ней ладонь.
Да… Валгус был рядом — я почувствовала, как кольнуло иголочками кожу. Мой друг, мой любимый, мой… муж терпеливо ждал, пока я приду в себя.
Сознания коснулось ласковое тепло, и я скорее почувствовала, чем услышала встревоженное: "Ты как?"
Мысленно улыбнулась в ответ, подумав: "Нормально, держусь".
Такой способ общения пока оставался непривычным — не было уверенности, что меня правильно поняли, не хватало выразительных, "говорящих" глаз юноши. И все-таки Валгус был прав — мы действительно неразлучны. Я — часть его, он — часть меня. И это никто не изменит. Разве что… смерть?
В ответ на эту мысль сердце кольнула тревога Валгуса, и я виновато поежилась — надо быть последней эгоисткой, чтобы позволить себе думать о таких вещах. Потом глубоко вдохнула, приводя в порядок чувства, и медленно, спокойно задышала, подлаживаясь к неслышному для других ритму, стараясь в мыслях стать с Валгусом одним целым. Юноша сразу ощутил эту перемену, обрадовался и даже улыбнулся — я закрыла глаза, представив, как он это делает.
Ничего, мы справимся! Мы не сделали ничего плохого. Они не могут нас осудить. За любовь не судят!
И снова щеку словно погладили невидимая рука. Я услышала — "Спи, Дичок. Отдыхай" и под конец — "У нас все получится".
Послушно закрыла глаза, прижалась лбом к стене — чтобы лучше чувствовать близость Валгуса — и попробовала забыться. А чтобы не мешал яркий свет, натянула капюшон толстовки на самые глаза.
Кроме слепящих ламп, очень мешало пристальное внимание. Слежка. Я чувствовала ее. Эту злобу, смешанную с враждебным любопытством и недоумением. Вот только сложно было понять… это мои чувства или Валгуса?