Точка невозврата. Волчья кровь
Шрифт:
Они поднимались крадучись, почти беззвучно…. В другой ситуации ни за что не расслышала бы осторожных шагов, но теперь… теперь каждый шаг отдавался стукомв ушах, каждый выдох и вздох звучали так, словно ловцы дышали рядом. Я стояла и слушала, как охотники проходят пролет за пролетом. Стояла, пытаясь унять дрожь в ногах. Очень хотелось прислониться к стене, или лучше — сесть прямо на пол, но я лишь один раз переступила с ноги на ногу, чтобы отвлечься от этого " топ, топ, топ". А затем наступила тишина, Они даже
Задержка была недолгой, но я успела почувствовать, что творится в душах ловцов — азарт, решимость, опасение, злость и капелька страха, ровно столько, чтобы держать себя в руках и не ударить первыми, дождаться подходящего повода для атаки.
До появления вековых врагов оставались считанные секунды, а страх так и не пришел. Сложно описать, что творилось в моей душе, но больше всего это походило на собранность перед боем. Именно так мои предки готовились сделать первый рывок.
В памяти быстрым вихрем пронеслись чужие воспоминанья….
Да, именно так! Эта встреча и есть настоящий бой, пусть без крови и драки. И победа в нем ценою две жизни… Валгуса и мою. И я не собираюсь эти жизни уступать!
Их было четыре. Взрослых, опытных, уверенных в своей удаче. Настоящих ловцов, совсем непохожих на тех… с кем довелось столкнуться дома у подъезда. Те были щенки, эти — матерые звери, сгорающие от ненависти к моему роду…. ко мне.
Они не видели пред собой человека, девушку. Они не желали думать о том, что "дичь" никому не причинила вреда. Для ненависти было достаточного того, кто я есть. Того, что я волк из чужой стаи.
Для убийства и ненависти было достаточно одного — что я все еще жива. Хотя… вид моего трупа любви бы тоже не прибавил.
Поймав на себе горящий взгляд, я словно увидела свое отраженье… Старое, той волчицы из ельника, которой была всего месяц тому назад. Ведь я сама так чувствовала и думала недавно, была готова растерзать чужака за один только запах. И растерзала бы любого… кроме одного единственного снежного…Валгус действительно спас мою душу, спас мое человеческое "я". Не позволил стать такой же как Эти .
И я ответила на злобу спокойствием, на миг почувствовав себя мудрее и сильнее врагов, сказала четко и громко, как у доски во время урока:
— Сопротивляться не стану. Сама пойду.
Охотники снова замерли на мгновение, колеблясь и меняя решение — таких слов от загнанной в угол "псоглавой" не ожидали — а потом самый старший сказал: — Хорошо.
И отступил в сторону, освобождая выход.
Уже на лестничной площадке, я обернулась, один из конвоиров тут же схватил меня за плечо: все-таки снежные боялись подвоха, не верили, что кто-то из нас, из лесных, может вот так спокойно сдаться. Такого два рода еще не знали. Мы с Валгусом вписали в историю враждующих кланов совершенно новую главу.
Пальцы у охранника хваткой походили на железные тиски — наверняка после них на теле останутся синяки — но я виду не подала, что больно, а только тихо пояснила:
— Дверь надо закрыть на замок, — и протянула ключ.
Спускалась, не отрывая взгляда от аккуратно выстриженного затылка снежного, твердя про себя "все хорошо, Валгус, все хорошо". Мой парень здорово нервничал, он был готов сорваться, так сильно переживал за меня. Переживал вопреки тому, что чувствовал — юноша точно знал, что со мной все в порядке… если только так можно сказать. А вот ловцу было очень неуютно от мысли, что я у него за спиной. Я читала это по скованности движений, по изменившемуся запаху, по встопорщившимся на затылке волосам. Видно, не часто Ему приходилось конвоировать живого врага, раз не выработалась привычка. Я отстранено подумала: "Кажется, охотники совсем не рассчитывали на такой вариант. Что придется меня с собою тащить. Живой". В своей правоте по этому поводу удостоверилась, стоило оказаться на улице.
К обочине был припаркован большой внедорожник. Всего один. Он стоял, сверкая на солнце черными полированными боками, красуясь четырьмя серебристыми кольцами на решетке радиатора. Машина очень походила на ту, что увезла меня когда-то в бабкину деревню. И в нее уже затолкали на заднее сидение Валгуса. Если посадить еще и меня, одному из ловцов придется бежать вслед за машиной. Не может быть, что Они рассчитывали именно на такой вариант!
Сердце кольнуло иголкой страха — смерть задела меня холодным крылом, дохнув в затылок смрадным дыханьем. Я сжала кулаки, прогоняя испуг — бояться не место и не время. Отчаянью можно предаться потом… намного позже… когда-нибудь.
Старший охотник окинул меня внимательным взглядом — видно пытался предугадать, что пленница способна выкинуть, оказавшись рядом с другом. Пришлось повторить:
— Я не собираюсь сопротивляться.
Мужчина в ответ кивнул, обернулся к одному из своих напарников и что-то приказал. Самый крупный из конвоиров нырнул обратно в темноту подъезда, чтобы показаться на улице белым волком. От взгляда на зверя волоски на руках тут же встали дыбом, и я отвернулась, чтобы не провоцировать лишний раз саму себя.
Едва слышно щелкнул замок на двери, и мой взгляд метнулся вглубь салона в поисках любимого лица. На скуле у Валгуса наливался синяк, верхняя губа была разбита и припухла, но в остальном парень был невредимый и живой. От синяков и ссадин тоже не останется следов через пару минут.
Валгус мне улыбнулся, и в ответ сердце гулко застучало. Снежные уловили этот стук и переглянулись, а потом вожак сказал:
— Садись!
Мое опасение, что между мной и Валгусом кто-то вклиниться, не оправдалось — конвой предпочел держать пленников подальше от дверей. Я придвинулась вплотную к любимому. Некоторое время мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, просто желая удостовериться, что все в порядке. Потом Валгус грустно улыбнулся.
— Ну что же ты, Дичок, почему….
– шепнул мне юноша, не договорив "не сбежала".
Я ответила:
— Не могу… без тебя.
Валгус едва слышно вздохнул, потом немного наклонился, и я почувствовала на лице его теплое дыхание. Обнять меня юноша не мог — его руки скрутили за спиной — поэтому обошелся поцелуем в лоб. Мне показалось, шофер тихо зарычал — он не спускал с нас взгляда, уставившись в зеркало заднего вида. Валгус внутренне напрягся — скулы юноши затвердели, взгляд стал холоднее льда, и я, уткнулась лицом в шею друга, едва слышно шепнула: